Ни как дар, ни как указатель. Не вернусь я на чужую тропу, мне СВОЯ нужна. Ее и буду искать, продираясь сквозь буреломы-ветровалы, оставляя на сучках клочья души. Это все-таки лучше, чем одним махом себя лишиться, потерять всю себя, целиком, раствориться в ваших ритуалах, забавах, радениях.
Мой путь должен быть другим. Чистым, холодным, свободным до самого горизонта и за горизонтом тоже.
Застенчивая, говоришь ты? И в слышится в этом слове «застенок»... Только это не я, это ты в застенке, жрица. А я - за стеной твоего застенка, на свободе. В лесу, в поле, в горах. Одна. Хотя почему одна? Наедине с собой, со своими мыслями, со своей верой в себя. Это уже не одна, в компании. В самой лучшей компании, которую только можно пожелать.
Я всегда знала, чего от жизни хочу. Проблема была в том, что и окружение мое знало. Знало, что я - неправильная. А для таких, как они, такая, как я, - не просто неправильная. Неправедная. Торчу, словно бревно в глазнице.
Я должна быть несчастной. Я должна хватать их за руки, искательно заглядывать в глаза, просить познакомить с кем-нибудь, подыскать что-нибудь, взять надо мной шефство и оприходовать мою жизнь по положенной статье. Так должно быть. Но так не получается.
Потому что это ОНИ хватают меня за руки и просят: ну дай нам научить тебя, дай нам поруководить тобой, дай нам посоветовать тебе! И глаза у них жадные, голодные, жалкие.
И, конечно, секс.
Как я смею не жаждать его? Секс - это ведь и есть жизнь, разве не так? Значит, если кто (читай - если ты) десятки лет никому до себя дотронуться не дает, ни мужчине, ни женщине, как такого человека назвать?
А мне все равно, как ни называйте.
Потому что я, к той самой девичьей конфирмации готовясь, в дверь святилища ненароком заглянула. И глаза у меня были молодые, зоркие. И увидела я, что мне предстоит: черная работа без отдыха и срока, одноколейка без начала и конца.
Повернулась я и ушла.
Конечно, я уже не ребенок была. Ребенком я все ждала, что глупая сопящая физиономия мужика, для которого я - лимончик на краю тарелки, станет осмысленной, человеческой. Не стала. Прождала я лет до двадцати, поменяла много рук, повидала много тел, поискала в них души - и не нашла.
А потом узнала, что плохой я игрок. Хороший игрок - тот, кому и проигрыш в радость: значит, можно дальше играть, просаживая золотые монетки своего времени на беспощадную рулетку любовей и надежд. А мне каждый проигрыш говорил: уходи. Вставай из-за стола, зажав похудевший кошелек в руке, и вон отсюда. На волю. Пока есть зачем.
Вот я и ушла - ни женой, ни любовницей, ни матерью.
Завтра свое искать.
А остальные остались - за своими стенами, со своими играми, ругая мою застенчивость и холодность. Ну и пусть их ругают.
* * *
Я подняла глаза на знаменитость. Ах ты, госсподи... Дурак дураком, брови ежиком. Глаза, словно пуговицы от кальсон. Ждет, когда я восхищаться начну. Ну, давай, родимый, давай, раскрывайся, золотой мой, яхонтовый. Книжек я твоих не читала, а эту, которую ты мне с такой помпой подписал и презентовал, сегодня же кошке в лоток порву. Пусть моя Хаська твой опус по достоинству оценит. Ее ссаки - то, чего ты стоишь.
- Когда и как родился замысел вашего первого серьезного произведения? - вот он, вопрос, которого все они так ждут. Красная кнопочка. Сейчас ракеты твоего красноречия отделятся и пойдут шмалять куда ни попадя. Все-е-е расскажешь, что было и чего и не было.
Журналист я опытный, циничный, хваткий. Умею крючок наживить. И не захочешь, а заглотнешь.
И пусть психологи клянутся, что социофобы с людьми обращаться не умеют. Что слишком планку задирают, не дотянуться. Главное - чтоб тебе уже было все равно. Чтобы ты уже ушел от рулеточных столов, где большая игра ведется. Чтоб не хотел выиграть для себя друга сердечного на всю оставшуюся жизнь. |