К объекту. К жертве. К моей, черти бы ее драли, незабвенной мамочке.
Хоть мне и было сказано, что все данные на мамашку - в моей памяти, ни хрена-то я не помню. Только офигенно красивую женщину с неприязненным выражением лица. И жирное нечто в атласных одеяниях, запятнанных кровью убитых животных. Эти двое и есть она. Неудачливая колдунья. Умелая манипуляторша. Исподлившаяся пустышка. Мама.
Да, при таком обширном досье моя затея просто обречена на успех. Всякие там «где она?», «какая она?», «есть ли у нее слабые стороны?», «и что теперь, мортиру мне в зубы, вообще делать?» - неуместны. Вот иди и победи, раз уж иначе нельзя.
Что, действительно нельзя? У кого бы спросить? Кошмарная троица молчит. Видать, все уже сказала. А я посасываю сигару и... тоже молчу. Тупик.
Над моей головой раздается громогласное покашливание. Словно Минотавр девственницей подавился. Это у Дубины сходит за деликатное приветствие.
- Здравствуйсадисьзнакомься, - обреченно произношу я. Никуда от него не денешься. Считает себя моим напарником, рабом, телохранителем и другом. Именно в такой последовательности. Упорный малый.
- Я с Кордейрой. - Голос-то, голос какой невинный! Извините, дорогая тетушка, я с барышней. Вы же не будете против? Да кто меня спрашивал?
- Не впутывай девочку! - взревываем мы в унисон с драконом. - Ей в нашем аду не место!
Разумеется. Если мы обе - одно, то и думаем, и говорим одинаково.
- Ее выбор, - твердо отвечает Геркулес. - Она так решила.
Положеньице, однако. Знакомься, милочка, это четыре твоих... э-э-э... как бы свекрови. Словно одной такой родственницы недостаточно для полного счастья. Длиной в целую жизнь.
- Я здесь, - шелестит девичий голос. - Я пришла. Я хочу помочь.
- А почему? - раздраженно оборачиваюсь и вижу, как из последних душевных сил Кордейра цепляется за локоть возлюбленного принца. Поганца, каких мало.
- Почему ты хочешь нам помочь, девочка? - мягко вопрошает суккуб. - Я еще понимаю этого, гм, славного мальчика, но ты...
- Вы для него столько значите... Вы его освободили...
- Я освободила? Да он в сто раз свободней был, когда ходил в заложниках, в рабах, в палачах у Мучителя!
Стоп! Именно Дубина имел прочный деловой контакт с моей маман. Он работал на Главного Мучителя, которого я угробила, сама не зная, кого убиваю. Мне казалось: прихвостень дурной смерти, трусливый червяк в золотом нагруднике, ползавший перед гибелью у меня в ногах, пытавший беспомощных, боящийся собственной тени, не может быть Главным Мучителем. Уж очень слава у того была... инфернальная. Его власть над людскими мозгами создала из ничтожества темного властелина, безумного гения, непобедимого и неустрашимого. А он всего-то навсего электроды куда надо подключал. Павлов намба ту.
Зато помешанный на вивисекции урод был связан с объектом. Который мне все меньше хочется называть словами на букву «м». Ну не годится она для этих слов. Не тянет. Такое прозвание еще заслужить надо.
А Дубина долгие годы служил у Мучителя. То есть... и у моей... у объекта!
- Я все расскажу, - говорит он, глядя мне в глаза прямым, честным взором. - Я постараюсь быть полезным.
Э-э-э, нет. Я не дам себя сбить.
- Расскажешь-расскажешь... - бурчу я. - Но сначала объяснишь, каким образом ты собираешься в этой кровавой каше сохранить жизнь ей! - моя рука рывком вытягивается в сторону Кордейры. Нежная принцесса отшатывается. - Ей страшно! Даже здесь, где она в полной безопасности!
- В том-то все и дело, что не в безопасности... - шепчет Геркулес, наклонившись ко мне. - ОНА здесь.
Объект. Мама. Сука, гнусная колдовская сука здесь. Я давлю сигару в белом старбакcовском блюдечке и обвожу взглядом зал. Вся моя команда аккуратно поднимается с кресел, деликатно расшвыривая мебель.
И тут посетители разворачиваются в нашу сторону. |