Все, понесли свою обиду на суд писательской братии. Через полчаса братие и сестрие будут чесать языками, точно орда старых баб на коммунальной кухне.
Здесь не принято говорить собеседнику В ГЛАЗА, что ты о нем думаешь. Шпыняй его, покусывай, притравливай и гнидь. Но не напрямую, боже упаси, это так неинтеллигентно! И все-таки впервые на моей памяти вокруг нас чистый воздух. Я встаю и медленно обвожу глазами зал. Все. В последний раз я здесь. Чтобы писать, мне не нужно видеть и слышать вас, прогнивших насквозь и с наслаждением заражающих гнилью все, что в пределах досягаемости. Больше я не ступлю в эти пределы. Довольно с меня булгаковщины.
* * *
Я валялась в ванне, разглядывая серебряные краны и горы перламутровой пены, а их высочество Дубина Тринадцатый изволили планомерно биться головой о трюмо. Хорошо хоть об раму, не о зеркало. Иначе не видать нам удачи ближайшие семь лет. А то и все сорок девять.
- Ты хоть понимаешь, что наделала? - наконец простонал он, оторвавшись от своего увлекательного занятия. - Ты, дьяволица похотливая!
Я лишь усмехаюсь правой половиной рта.
- Вот построй мне эту твою рожу, построй! Доулыбаешься - пристрелю! - ярится его высочество. - Я тут на полгода по твоей милости застрял! Пока чертовы попы расследуют, как дело было, пока замок заново до последнего камушка освятят, пока перестанут зудеть, что надобно настроить церквей-часовен и хер знает чего еще, пока то, пока се... А все ты!
- Все равно твой братец вывихи-ушибы лечит, так что никуда б ты не делся, - равнодушно сообщаю я. - А попы... Поставь их на место сам. Для этого ты здесь. Иначе они страну по ветру пустят. Шарль твой единокровный не мастер их преосвященство осаживать - вот и займись. Сидеть, молчать, бояться - и никаких часовен-расследований.
- Да как же это народу объяснишь? - бурчит Геркулес, сползая по стене на пол и усаживаясь во что-то вроде позы лотоса - видно, успокоиться решил. Карму осветлить. - Был король, был, да весь высох. Внезапно. Под неусыпным взором стражи, охраны, топтунов...- Что, они еще и наблюдали, как я его, гм, употребляла? - передергиваюсь я. - Ну прям нигде от них не скроешься...
- Естественно, весь высший эшелон под персональным наблюдением... был, - качает головой Геркулес. - Этот, которого ты у меня чуть не угробила...
- Чуть? - изумляюсь я. - Так он жив остался?
- А! - отмахивается принц, которому плевать на душевное состояние какого-то филера. - В общем, этот, из твоей комнаты, поседел, но не сдох. И подтвердил, что в замок проник демон. Типичный василиск. А стражник и прослушка обеих спален сообщила: василиск обольстил сначала королевскую наложницу, заворожив ее взглядом, потом родил изо рта демона похоти и осушил, хе, сосуд его величества извращенно-развратным способом, непрестанно меняя обличья и позы. В детали еще углубляться вздумал, онанист! Короче, широко ты погуляла, государство вовек тебя не забудет. Придворные живописцы прямо с предварительного слушания разбежались писать баб с хаерами дыбом верхом на чем попало...
- И замечательно! - с чувством говорю я, вставая из пены, как сильно траченная жизнью Афродита. - За что их величество боролись, на то и напоролись. Сатанист были их величество. Козлу под хвостом на шабаше целовали, небось. Сами на такую кончину нарвались.
- Ты лучше поблагодари меня, что я ведьму твою отмазал! - взвивается Дубина. - Ее ж едва на месте не растерзали, думали, она демона и вызвала!
- Нефиг было думать. Слушать надо было. Ушами. А глазами - глядеть. Арбалет расстрелянный нашли? Нашли. Как она с ним, заряженным, в тайную молельню вперлась, видели? Видели. Выстрел слышали? Слышали. Нечего передергивать. А под моим василисковым взором всё коченеет. Небось, шпион из второй спальни стражу оповещать не побежал.
- Да, побежишь тут, когда мотня до колен свисает! - ржет Геркулес. |