- Давай-ка с самого начала, ладно?

- Ты меня не узнаешь? - вроде как осеняет марида. Да, мне повезло, что Дубина даже в глубине души не ифрит-пироман, убийца людей, пожиратель душ, а добродушный и любопытный марид, маг и творец вещей.

- Кого "тебя"?

- Ну... меня, - марид мнется. Да, конечно, демоны не называют имен. Никому.

- Мы что, знакомы с тобой - там? - я тычу пальцем в пол.

- Да! - оживляется марид. - И ты обещала, что возьмешь меня с собой, когда отыщешь путь! А сама уже сколько раз сюда ходила - и ни разу не позвала!

- Так это я ее вызывала. Одну, - оправдываюсь я. Он, конечно, добрый малый, но уж больно могуч. Лучше его не раздражать. - Для тебя у меня пути не было. Он у каждого - свой. Тебя вызвал мой друг. Ты его слышишь? Внутри головы? Слышишь?

- Слышит, слышит, - произносит марид голосом Дубины. - А он ничего мужик, подходящий. И много полезного умеет. Хочешь, покажу?

- Вот только замков не строй, умоляю! - я прижимаю ладони к груди и делаю брови домиком, стараясь донести до марида, такого же простодушного, как и вызвавший его Эркюль под номером тринадцать, что замки внутри замков нам абсолютно не к месту и не ко времени.

- Ты меня совсем не уважаешь! - хмурится марид. Его тело наливается чернотой, местами его пронизывают молнии толщиной с нитку. Постель начинает пованивать гарью. - Между прочим, мариды очень искусны...

- А церковь отгрохать можешь? - быстро спрашиваю я.

- Могу, конечно! - смягчается марид, на глазах белея и розовея - это, видимо, что-то вроде снисходительной улыбки.

- Значит, построй где-нибудь на холмах такое, знаешь... - я помаваю в воздухе руками. Черт, как бы ему объяснить?

- Хорошая мысль! - пробивается голос Дубины сквозь зону облачности. - И пусть над нею пара ангелов трубит, пока все не сбегутся.

- Вот-вот, - оживляюсь я. - А как сбегутся, объяви их устами: да будет известно всем - церковь сия есть дар божий богобоязненным принцам, молившимся об искуплении грехов отца их, короля-чернокнижника. Служите здесь и молитесь мирно, и защитит вас покров господень от зла, ныне и присно и во веки веков!

- Круто! - ухмыляется не то марид, не то богобоязненный принц Эркюль собственной персоной. И на пару минут погружается в сосредоточенное молчание, вздымаясь внутри себя белоснежными клубами.

Свезло. Просто невероятно свезло. Кто ж знал, что Дубина и в кошмарном нижнем мире связан не с дрянью какой-нибудь, а с таким милашкой-градостроителем? Эта страна будет целовать ему ноги - да что там, следы в пыли целовать будет. Святой Эркюль, моли боженьку за нас, грешных...

Выспаться, конечно, не удастся - все равно будить прибегут. Но ради приятных новостей и сном пожертвовать не жалко. Теперь главная задача - уговорить марида, словно громадного щенка, успокоиться и вернуться в свою будку. Это будет нелегко, но мы справимся.

Глава 12. Жизнь прошла. Но только одна.

Если вы думаете, что после стычки с Толстухой и Кащеем мы величественно удалились и публика проводила нас испуганными взглядами и вздохами облегчения – плохо же вы знаете русского писателя! Нет для него большего удовольствия, чем отыскать в толпе СВОЕГО. И пусть это будет свой на день, на час, на мгновение, фальшивый свой, корыстный свой – пусть, пусть, пусть! Лишь бы был.

Наверное, всё оттого, что писатели одиноки. Сколько их вместе ни собери, получите собрание одиночек. Самой непохожестью друг на друга доказывающих: одиночество не разбирает, у кого внутри поселиться. Оно всеядно и повсеместно. Но человек не был бы человеком, если бы не старался бороться с этим сугубо человеческим свойством – со способностью ощущать, что ты один. И бояться, что так один и останешься.

Борцы потянулись со всех сторон, обретая в нас соратников - по факту беспощадной расправы с теми, кого они и сами бы на серпантин порвали.