Тот был начальством, а в присутствии начальства остальные казались призренцу не заслуживающими внимания.
— Мне сказали, покража у вас в цеху была?
Самоха поглядел поверх плеча призренца на Ржавого, тот кивнул.
— Точно, украли вот это вот, — управленец указал на мешок Харитона. — Я своих послал поймать вора. Поймали? А, Курчан?
— Так застрелил я его. Он тоже палил, меня подранил. — Оправдываясь, молодой потрогал свежую царапину на скуле.
— Живым надо было брать! — Самоха попытался изобразить недовольство, но на самом деле в его голосе так и сквозило облегчение — очень уж ему было невыгодно, чтоб призренцы допрашивали Харитона. А с мертвого спросу нет. — Ну, хорошо, что монеты возвернули. Щас я перечту, опись сделаю.
— Этот сказал, — призренец ткнул пальцем за спину, туда, где стояли Мажуга с девчонкой, — ваш вор еще кого-то убил.
Мажуга перехватил взгляд Самохи и снова кивнул.
— Вот у него и спрашивай, раз он сказал. — Управленец тяжело опустился на стул. Все-таки он был пьян, хоть и старался держаться. — Ржавый, кого убили-то?
Самохе не хотелось, чтобы призренцы пронюхали про смерть Востряка, он поначалу решил, что сыскарь говорил об этом.
Мажуга подошел к столу. Воровку он волочил за собой, та упиралась, очень не хотелось ей приближаться к призренцу.
— Насчет убийства проверить нужно. Я сейчас как раз отправляюсь.
— Я с тобой, — решил призренец.
— Курчан, ступай с ними, — приказал Самоха, — потом мне обскажешь, шо там да как.
Призренец сказал, что встретит своих у входа, и вышел. Тут толстяк, снова ощутив себя хозяином положения, перевел дух и зашипел:
— Игнаш, ты чего творишь? Какое убийство? Зачем ты?
— Самоха, не дури. Я призренцев отсюда уведу, для того и сказал. То ли было убийство, то ли нет — это моя забота, что я им показывать стану. Ты же за время, пока мы в отлучке, Птаху вынеси, сопляков мертвых… — (В этом месте девчонка всхлипнула.) — В общем, бросай пить и займись делом. Прибери тут всё, порядок наведи. Ну, разумеешь?
— А, это да, это ты хорошо придумал, Игнаш… Ладно, ступайте, ступайте, уберите призренцев из управы… Ох-х-х… Завертелись дела, завертелись…
Когда вышли в коридор, девчонка тут же принялась канючить:
— Дядька, слышишь, что ли? Ты меня призренцам не отдавай, так и говори, что с тобой, слышишь? Не, я правда говорю, не отдавай!
Мажуга, не отвечая, снова ухватил ее за воротник.
— Ну что ж ты все цапаешься? Ты слышишь, чего прошу?
— Заткнись, — отрезал он. Потом, когда Курчан ушел вперед и уже не мог их слышать, понизив голос, добавил: — Призренцам тебя пушкари не отдадут, сами пристрелить захотят, так для них вернее будет. Ежели от меня сбежишь, они отыщут и прикончат. Поняла?
— Да поняла я, дядька. Куда ты волочешь-то меня, хоть скажи.
— Раз поняла, заткнись и от меня ни на шаг. Сейчас пойдем к лавке, где тетка ваша грибами торгует. Ее, мыслю, на месте не окажется.
— Какая такая наша тетка? — Подумав, девчонка нахмурилась: — А почему ее на месте не окажется?
Тут они вслед за Курчаном вышли из управы, и Мажуга подтащил пленницу к троим призренцам, которые уже ждали снаружи. Воровка упиралась и норовила укрыться за Мажугиной спиной.
— Где убиенный? — спросил один из призренцев.
Все они выглядели одинаково, Мажуга решил, что спрашивает тот, который сопровождал их в управу, но уверенности не было. Он только заметил, что двое других пристально разглядывают его спутницу — значит, впервые видят, а у них на бродяжек беспризорных глаз наметан.
— Сперва хочу еще раз на мертвого пушкаря глянуть, — сказал Игнаш. |