— Знаем, знаем! Помоги Бог!

— Ну, это-то мы действительно знаем. А теперь этот самый человек пришел сказать нам, что князь Дмитрий Михайлович Пожарский идет к нам и завтра уже к Сретенским воротам подойдет. Так и нам робеть не надо. Вот что!

Глаза Теряева вспыхнули. Слушатели его в волнении вскочили с мест.

— Князь у ворот! Смерть ляху поганому! Ударим сейчас на него! — раздались голоса.

— Стойте! — остановил всех Теряев. — От крика дело не сделается. Сговориться надо!

В это время кто-то сильно постучал в ставни. Все вздрогнули и схватились за поясные ножи.

— Ляхи! — прошептал Карп.

Испуганные поляки действительно нередко врывались в дома, где замечали что-либо подозрительное.

— Отворяй! — приказал Теряев, беря в руки короткий меч.

Рыжичек подошел к двери и отодвинул засов. В горницу поспешно вошел Митька, запыхавшийся от скорого бега. Увидев его, все засмеялись, но Теряев махнул рукой, укрощая веселость, и спросил:

— С чем пришел?

— Ох, батюшка-князь! — запыхавшись, ответил Митька. — Поляки словно что прочуяли. Все вдруг поднялись и из Белого города в Кремль переселяются, да спешно так! А в Кремле работа и-и какая!.. Сам гетман их на коне разъезжает, а ему факелом светят… Беда!..

— Значит, и до них слух о князе Пожарском дошел, — сказал Теряев, а затем стал излагать план действий. — Прежде всего полякам и виду не показывать, что мы это затеваем. Пусть все будет, как всегда, а только оружие перенести беспременно по лавкам и всех молодцов наготове держать. Ты, Силантий, сейчас к извозчикам пойдешь. Пусть они завтра весь Кремль загородят и первыми свалку начнут. Вы, Кузьмин и Стрижов, возьмите начало в Белом городе, Терехов на Никитской станет и там острожек установит, ну, а я, я… я везде поспею. И потом помнить: как поднимется звон — так, значит, и начинать бить ляха, да не жалеть его, поганого. А теперь помоги правому делу, Царица Небесная! — И Теряев набожно перекрестился.

— Помоги, Господи! — повторили за ним остальные.

Теряев обратился ко всем:

— А теперь, родные, как знать: может, завтра к ночи кого из нас и не будет. Так обнимем друг друга по-братски и поцелуемся на прощанье!

Все, уходя, стали крепко целовать друг друга и кланяться в пояс.

Терехов и Теряев пошли домой, осторожно пробираясь по темным улицам.

— И страшно, и радостно, — сказал Терехов. — Страшно потому, что думаю, что только с Ольгой будет, когда свалка по городу начнется. Где она да что с ней? А радостно потому, что думается: Бог поможет, выгоним поляка, так я весь Кремль перешарю, каждую норку мышиную осмотрю и уж найду свою голубушку. Эх, кабы Бог пособил!

Он вздохнул и замолчал. Всю дорогу прошли они молча и легли молча, хотя оба не спали. Каждый думал свою думу.

А в это время по всей Москве шла спешная, тайная работа. Поляки размещались в Кремле, и Гонсевский держал совет со своими полковниками относительно защиты Кремля, а москвичи хлопотали, готовя ненавистным гостям нежданный подарочек. Со всех сторон тащились в Охотный ряд да в Гостиный двор люди, неся охапками мечи, бердыши, топоры, сабли, а некоторые и тяжелые мушкеты. На постоялых дворах, в кружалах, тайно, за закрытыми ставнями, собирались люди и сговаривались, где и как им стоять. Земляк находил земляков, и так собирались отдельные отряды.

Встревоженные поляки в эту ночь забыли о своей неусыпной бдительности, всецело занялись переселением в Кремль, размещением в нем и думали о его защите.