— Мне просто интересно, Джим, как ты догадался?

Я напряг руки, пытаясь незаметно порвать веревку и, чтобы потянуть время, ответил:

— Картина. Монстр, который нес Элизабет. На ней можно было различить только ее лицо — и ничего другого. Разумеется, ты ведь не знал, в каком она будет платье. Но ты допустил ошибку, нарисовав ее с короткими волосами. Ты ведь не знал, что с тех пор, когда ты видел ее последний раз, она отпустит длинные.

Под маской было тихо. Затем голос Рэнсома произнес:

— Надо же, какой умник! Но это не поможет тебе — конечно, ты должен будешь сейчас умереть. Я даже рад, что перед смертью ты узнаешь, что я получил все, что хотел.

Я продолжал натягивать связывающие меня веревки.

— Ты сошел с ума, Рэнсом. К чему все это...

— Ты женился на Элизабет, — проворчал он. — И ты, черт побери, богат, в то время как я, со всей своей гениальностью, не могу продать свои картины ни за деньги, ни за любовь!

— Элизабет никогда не любила тебя, — сказал я. — Она сама сказала мне это.,.

Было ужасно слышать его неистовый голос, исходящий от бесстрастного лика маски:

— Ты лжешь! Ты украл ее у меня, свинья! Ты со своим богатством... еще посмел давать деньги мне, одному из величайших художников!

Странная штука — гениальность. Может, мой кузен и был гением, не знаю. Но тогда я понял, что с ума его свели постоянные размышления о своей бедности и отсутствии признания его как художника.

Мне показалось, что путы слегка подались. Я попытался поверить в то, что это так.

Рэнсом собрался уйти, и я поспешно спросил:

— И чего ты хочешь добиться этим?

— Я не предвидел, что здесь появится Кин, — пояснил он скорее себе самому, нежели мне. — Но он займет твое место. Я снова усыплю его...

Я не смог подавить вздох. Он захихикал.

— Да... все дело в картине. В ней и в скользящей панели в стене, которая выходит на потайную лестницу. У меня была масса времени, Джим, чтобы реконструировать дом, — он махнул раздутой рукой вбок. — Вон там лестница, ведущая на чердак. Она скрыта в стене, поэтому мне было легко менять картины, приготовленные заранее, в нужные моменты. И так же легко пустить на чердак усыпляющий газ. Что же касается Фраули, то он просто дурак. Он суеверен, и мне удалось отпустить при нем несколько упоминаний о Чхайя... А также мне помог Африка. Уродец считает... — в голосе Рэнсома прозвучала ирония, — он верит во все это представление. Он верит, что его отцом был монстр из иного измерения, он называет меня Чхайя, а меня забавляет возможность поддерживать такое отношение. Позже я избавлюсь от него.

— Так он не...

— Он просто кретин, — резко перебил меня Рэнсом, — урод. Клыки? Разумеется, искусственные. Он мало чем отличается от животного и, хотя знает о секретном проходе на чердак и лестнице в эту пещеру, даже не подозревает об истинном положении дел. Я для него бог — и это мне нравится. — Рэнсом расхохотался. — Ты хочешь еще что-нибудь узнать?

— Да, — подтвердил я. — А что потом?

Он понял мой вопрос.

— Как я уже сказал, Кин займет твое место. Я усыплю его, и он проснется на чердаке. К этому времени я уже вернусь в санаторий — у меня тут неподалеку спрятана машина, а кое-какие взятки обеспечат алиби. Дежурный в санатории поклянется, что я провел там весь день. Кин расскажет свою историю, и, независимо от того, поверят ему или нет, газеты поместят ее на первых полосах. А будет гласность — и мои картины станут известными, как они того и заслуживают!

— И ты полупишь славу, — добавил я.

Он пропустил мои слова мимо ушей.

— Потайной ход хорошо замаскирован — его никто не обнаружит.