– Мне это знать совершенно незачем.

Рука у Хекта слегка заныла – амулет реагировал на остаточное волшебство, исходившее от коня и всадника. Они явно столкнулись с чем-то или кем-то весьма могущественным.

Вокруг начали собираться зеваки из «Рыцаря жезлов». Хект и Ренфрау отгоняли их, пока Горт расспрашивал бывшего дезертира.

Огьер был весь покрыт кровью, но раны его оказались не смертельными. Хотя за жизнь ему побороться придется – раны от когтей всегда начинали гноиться.

Один из постояльцев «Рыцаря жезлов» признался, что немного знаком с целительством. Когда его убедили, что никто не собирается доносить на него церковникам, он взялся лечить раненого.

У служителей епископальной чалдарянской церкви начиналась настоящая шизофрения, когда речь заходила о силах, связанных с Орудиями Ночи. Они выступали против любых сношений с колдунами и ведьмами, хотя некоторые из самых высокопоставленных церковников как раз и считались самыми могучими волшебниками. Тех же, у кого обнаруживался соответствующий талант, но кто не принадлежал церкви, часто преследовали. Особенно когда в дело вступали охотники на ведьм из особого ведомства.

– Ну и? – спросил Хект, когда Пинкус наконец закончил расспросы. – Что он тебе рассказал?

– Сплошная ирония судьбы.

– Какие ты, оказывается, выражения знаешь.

– Ладно, не издевайся. Сейчас все расскажу разом. А потом надо двигать отсюда.

– Давай уже.

– На Огьера и Оберо напали разбойники и ограбили их. Они как раз спорили, убить им путников или оставить в живых, но внезапно стало очень холодно. Сгустился туман. Свет луны померк. Послышались вопли. На Огьера набросилось какое-то когтистое чудовище, у которого из пасти разило гнильем, но что-то его отвлекло, и оно не успело прикончить свою жертву. Он потерял сознание, а очнулся уже на рассвете. Несколько лошадей разбежалось, остальных – так же как и его брата и всех разбойников – чудовище разорвало в клочья. Огьер побрел в Алицею, потому что больше в голову ему ничего не пришло. По дороге он то и дело терял сознание; когда чувствовал приступ слабости, прятался. Говорит, в какой-то момент мимо по дороге проскакали наши святоши. Он пытался их предупредить, но они не услышали. А потом оттуда, откуда он как раз шел, донеслись страшные вопли. Но Огьер не останавливался. В поле ему попалась оседланная лошадь, он поймал ее за уздцы, успокоил, кое-как влез в седло и привязал себя к нему – на тот случай, если вдруг опять шлепнется в обморок. В лесу кто-то зарычал, послышался хруст веток. Лошадь от страха понесла. Постепенно силы ее иссякли, бежать она больше не могла и дошла до города уже шагом. И вот Огьер здесь.

– А что случилось с деньгами?

Кое-кто из созданий Ночи не переносил серебра, очень многие – железа (хотя этого неблагородного металла боялись в основном мелкие духи).

– У того, у кого при себе были монеты, шансов выжить прибавилось.

Горт снова быстро расспросил раненого и вернулся к Пайперу.

– У него при себе было немного серебра, – озадаченно сказал Пинкус. – Разбойники его не нашли. Остальные деньги забрал их предводитель. Но его, как и остальных, прикончило чудовище. Деньги, наверное, еще лежат где-то там.

Горт говорил тихо, но его все равно услышали. Зеваки тут же потеряли интерес к происшествию и заторопились по каким-то срочным делам. Хотя никто из них даже не знал, о какой сумме идет речь.

– Удивительно, правда? – поразился Горт, потом кивком подозвал одноглазого трактирщика и что-то прошептал ему на ухо.