Альберто Кастаньеда вернулся в Мексику как национальный герой. Его смелые действия по обеспечению договора сравнивали с политикой Ласаро Карденаса, за шестьдесят лет до этого национализировавшего мексиканскую нефтяную промышленность. Мексиканские газеты писали, что Кастаньеда вернулся с саммита воодушевленный, и предрекали его новые подвиги во славу мексиканского народа, на процветание которого теперь будет потрачено возросшее богатство страны.

Том Молья открыл для себя удобство электронной почты и часто посылал теперь сообщения Слоуну, главным образом шутливые. Он по‑прежнему работал детективом и писал Слоуну, что давно помер бы со скуки, если бы Дж. Рэйберн Франклин так не донимал его. Он прислал Слоуну фотографию, которую тот теперь прицепил магнитом к дверце холодильника; на этой фотографии детектив стоял возле зеленого «шевроле» 1969 года выпуска. На обороте было написано: «Без кондиционера».

Слоун сунул фотографию Чарльза Дженкинса и Алекс Харт в карман синего блейзера и встал, потому что пристав призвал аудиторию к тишине. В зал вошел судья Брайен Уилбер, лысоватый, остролицый, с атлетической фигурой члена национальной сборной по баскетболу. Судья Уилбер занял свое место на возвышении под печатью штата Вашингтон, отложил в сторону бумаги и взглянул сверху вниз на Слоуна.

– Готовы к вступительной речи, советник?

– Да, ваша честь.

Слоун отодвинул стул, встал и застегнул свой блейзер. Потом он раскрыл папку, вытащил текст вступительной речи и, улыбнувшись, положил странички обратно. Когда он проходил к трибуне, его клиентка стиснула ему руку. Он приостановился и, наклонившись к ней, ободряюще шепнул ей на ухо:

– Volvera bien.

Затем он повернулся к присяжным:

– Доброе утро, леди и джентльмены. Зовут меня Дэвид Слоун, и я представляю интересы истца.