Я начала копать.

Шкатулка была совсем близко от поверхности, и я сразу увидела, что она недостаточно велика, чтобы содержать останки собаки. Я подняла ее и стерла с нее грязь. Шкатулка была металлическая, и на ней были написаны те же слова, что и на кресте. «1790. Не забудь тех, кто был забыт».

Открыть коробочку было трудно — она заржавела. Но вскоре мои усилия увенчались успехом, и то, что находилось внутри, соответствовало моим ожиданиям.

Я догадалась, что на настенной росписи я открыла послание, намеренно оставленное там. Потому что здесь, в этой шкатулке, находился ключ, изображенный на картине рядом с собакой. На одном его конце были геральдические лилии.

Теперь оставалось найти замок к этому ключу, и тогда я узнаю, что хотел сказать тот, кто оставил это послание. Это была ниточка, тянущаяся в прошлое — самое замечательное открытие, которое когда-либо сделали я или мой отец. Я просто жаждала поведать о нем кому-нибудь. Не кому-нибудь, конечно… а графу.

Я посмотрела на ключ, лежавший в моей руке. Где-то должен быть замок к нему. Я должна найти его.

Я осторожно положила ключ в карман. Шкатулку закрыла и снова закопала. Через несколько дней и видно не будет, что землю здесь кто-то потревожил.

Вернувшись к сарайчику, я аккуратно поставила лопату на место. Потом пошла в замок, к себе в комнату. И пока я не дошла до нее и не закрыла за собой дверь, я не могла избавиться от ощущения, что за мной упорно следят чьи-то глаза.

То были жаркие дни. Граф все еще был в Париже, а я к этому времени уже расчистила настенную роспись и теперь занималась ее реставрацией, на что уйдет не слишком много времени. Когда же реставрация росписи и нескольких картин в галерее будет закончена, у меня уже не будет повода задерживаться здесь. Будь я умнее, мне бы следовало сказать Клод, что я принимаю ее предложение.

Близилось время сбора урожая. Очень скоро придет день, когда виноградари будут трудиться с самого раннего утра до поздней ночи.

У меня было предчувствие, будто мы приближаемся к точке наивысшего накала событий, и когда сбор урожая закончится, с ним закончится и этот этап моей жизни. Куда бы я ни ходила, ключ был всегда при мне в кармане одной из нижних юбок. Этот карман был потайной — туда я прятала все, что боялась потерять, потому что он застегивался так, что спрятанные там вещи никак не могли выпасть.

Я много размышляла о странном ключе, и пришла к заключению, что если я найду замок, который им закрывался, я обнаружу изумруды. Все указывало на это. Гроб был нарисован на картине поверх собаки в 1790 году — в том самом году, когда бунтовщики штурмовали замок. Я была уверена, что изумруды забрали из укрепленной комнаты и спрятали в каком-то потайном месте в замке. Этот ключ принадлежал графу, и я не имела права держать его у себя; но я не хотела отдавать его больше никому, и собиралась вместе с графом заняться поисками замка, к которому подходил ключ.

Не скрою: у меня было страстное желание найти замок самой. А потом дождаться его возвращения и сказать: «Вот ваши изумруды».

Они не могли находиться в какой-нибудь шкатулке. Ее давно бы уже обнаружили. Должно быть, это шкаф, сейф — такое надежно укрытое место, которое не смогли найти даже за столетие.

Я начала с того, что обшарила каждый сантиметр своей комнаты, простукивая стены в поисках возможной скрытой полости.

И тут я вдруг замерла, вспомнив стук, который мы с Женевьевой слышали как-то ночью. Кто-то еще занимался такими же поисками. Кто? Граф? Это было бы понятно, но с чего бы он, владелец замка, имевший право искать спрятанные сокровища, принадлежавшие ему по праву, стал искать их украдкой?

Я вспомнила игру в поиски сокровищ, когда я нашла все подсказки, и меня осенило, что слова, написанные на шкатулке, были подсказкой того же рода.

«Не забудь»… Не могли ли эти слова быть намеком на узников прошлого, прикованных в клетках или брошенных в каменный мешок, французское название которого происходит от слова oublier — забыть? Прислуга верила, что в темницах живут призраки «забытых», и отказывалась туда спускаться.