Больше нельзя ходить туда одной, говорила я себе. Я представила себе, как захлопывается тяжелая дверь. Как какая-то темная сила бросается на меня. Я не могла представить ее себе, но поняла, что тогда мое желание навсегда остаться в замке осуществилось бы.

Я решилась. Нужно пойти и поговорить с графом безотлагательно.

В Гейяре виноград мяли традиционным способом. В других местах страны могли использовать прессы, но в Гейяре все делали по старинке.

Старые методы, имеют свои преимущества, — говорил Арман Бастид. — Наше вино не похоже ни на какое другое.

Теплый воздух был наполнен звуками шумного веселья. Виноград собрали, и три пары ног уже готовы были залезть в котел.

Давильщики винограда отдраили свои ноги до блеска; музыканты настраивали инструменты. Царило оживление.

Сцена эта в лунном свете показалась мне фантастической, никогда раньше ничего подобного я не видела. Вместе с остальными я смотрела, как давильщики в коротких, выше колен, белых штанах вступили в котел и начали танцевать.

Я узнала старую песню, которую когда-то впервые спел мне Жан-Пьер, и теперь она наполнилась для меня особым значением:

Я видела, как танцующие погружаются все ниже и ниже в лиловый сок, лица их блестели, голоса звонко звучали. Музыка ускоряла темп; музыканты столпились вокруг котла. Руководил ими Арман Бастид со скрипкой; еще были аккордеон, треугольник и барабан, у кого-то из давильщиков были в руках кастаньеты; и под эти звуки они кружились и кружились в котле.

Танцующим передали коньяк, и они выразили свое одобрение тем, что песня зазвучала громче, а танец стал еще живее.

Мельком я заметила Ива и Марго; вместе с другими детьми они танцевали, страшно возбужденные, вскакивали и смеялись, изображая давление винограда.

Женевьева тоже была там, волосы ее были подняты в высокой прическе. Вид у нее был взволнованный и таинственный, и я поняла по ее беспокойным взглядам, что она ищет Жан-Пьера.

И вдруг рядом со мной оказался граф. Улыбка его выражала удовлетворение, и как ни глупо, я почувствовала себя счастливой, потому что решила, он искал меня.

— Даллас, — сказал он, и то, что он назвал меня по имени доставило мне невыразимое удовольствие. — Ну, что вы думаете об этом?

— Я никогда ничего подобного не видела.

— Я рад, что мы можем показать вам то, чего вы раньше не видели.

Он взял меня за локоть.

— Я должна поговорить с вами, — сказала я.

— И я тоже. Но не здесь. Тут слишком шумно. Он вывел меня из толпы. Воздух здесь был свежим; я смотрела на луну, ясно были видны отметины на ее поверхности, и она была похожа на лицо пьяного человека, с насмешкой смотрящее на нас сверху.

— Давно мы с вами не беседовали, — сказал он. — Я не мог решить, что сказать вам. Я хотел подумать… о нас. Я не хотел, чтобы вы подумали, что я действую опрометчиво… дерзко. Вам бы это не понравилось.

— Вы правы, — ответила я.

Мы шли к замку.

— Сначала скажите мне, что вы хотели мне сообщить, — сказал он.

— Через несколько недель я закончу работу. Мне пора будет уезжать.

— Вы не должны уезжать.

— Но у меня не будет причины оставаться.

— Нам надо найти причину… Даллас.

Я повернулась к нему. Неподходящее время для насмешек. Я должна знать правду. Даже если я выдала свои чувства, я должна узнать правду.

— Какая же может быть причина?

— Я прошу вас остаться, потому что я буду несчастлив, если вы уедете.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что я не могу позволить вам уехать. Что я хочу, чтобы вы навсегда остались здесь… чтобы здесь был ваш дом.