Через каждые несколько шагов она ненадолго замирала, прислушиваясь, — а время от времени приподнималась на задние лапы, сложив когтистые передние на грудке, и внимательно осматривала насыщенное солнечными пятнами пространство. В воздухе висели прозрачные золотистые столбы: споры бледных шарообразных грибов, паразитирующих на деревьях. Время от времени один из этих синевато-белых уродцев с едва слышным звуком лопался, высеивая легчайшую взвесь. Безопасно. А вот рядом с высокими, в неопрятных лохмотьях коры стволами лучше не ходить — порой с невидимой верхушки срывается тяжеленный, сплошь усаженный острыми шипами плод: с хрустом прошибает он зеленые покровы, устремляясь вниз в брызгах сока и клочьях растительной пульпы. Такой снаряд запросто может расколоть голову или перебить позвоночник. Трупы бедолаг удобряют землю под стволами, молодые побеги прорастают сквозь них, давая жизнь новым деревьям-убийцам. Неподалеку — еще одна опасность, небольшая, привычная: высокий пень, облепленный серыми напластованиями — гнездо мелких шестиногих тварей, вооруженных жалом на конце медно-красного вздернутого брюшка. На вкус они отвратительны.
Маленькая бестия миновала муравейник, высунула голову из-за гнилого, поваленного когда-то бурей древесного ствола и замерла: отсюда открывался вид на Реку. Глаза сфокусировались на странном предмете, неспешно плывущем вверх по течению. В самом факте не было ничего удивительного: она каждый день видела что-то новое, надо было лишь угадать — стоит убраться от него подальше или, напротив, съесть. Это на роль пищи явно не годилось: слишком большое, но и опасности, похоже, не представляет: плывет себе, фыркает, пахнет. Запах немного смутил маленькую бестию: слабый, но едкий, раздражает почище грибных спор. Она подождала, покуда неуклюжее создание скроется за поворотом. Обитатели Леса и Реки соприкасались нечасто — когда голод вынуждал тех и других искать добычу на мелководье; исход же такой встречи часто бывал непредсказуем. Осторожно ступая, бестия спустилась по глинистому берегу к самой воде и, вытянув изящную длинную шею, принялась высматривать что-нибудь вкусное в тени хвощей. Шорох осыпающейся земли заставил ее обернуться — но было поздно: Тот, Совсем Большой, воплощенный зубастый ужас, уже прыгнул. Мощные задние лапы сбили ее в прибрежную грязь, острые когти с легкостью вспороли шкурку, тяжесть нападавшего выдавила из брюха внутренности. Все, что успела маленькая бестия — это оглушительно взвизгнуть; а в следующее мгновение большая бестия с хрустом перекусила ее пополам, включив в извечный круговорот пищевой цепочки.
Ласка вздрогнула и поежилась. Здесь, в Новом Свете, все было чужим; по-настоящему, не так, как в Европе: краски, запахи… Даже сам воздух — густой, насыщенный мельчайшей пыльцой, от которой слезились глаза и першило в горле. «Паровая Душа Стерлинга» бодро поднималась вверх по Гудзону. Нос и корма броненосца в дневном свете выглядели жутковато: наспех заделанные пробоины, листы покореженного металла. Казалось невероятным, что судно с такими повреждениями может двигаться, причем с довольно приличной скоростью, — но детище инженера Лидделла оказалось на диво живучим.
Оба берега заросли густым лесом. Деревья и кустарники выглядели словно в кошмарном сне: гигантские, десятки ярдов высотой хвощи, древовидные папоротники с толстыми, в несколько обхватов, стволами, шипастые лианы, вьющиеся растения с темно-багровыми, словно наполненными густой венозной кровью, листьями. Изредка встречались представители флоры более привычного вида, но ни одного дерева Ласке не удалось распознать. В темных водах скользили стремительные тела: то ли рыбы, то ли иные твари.
— Нравится вам наша речная прогулка, леди? — Капитан Стерлинг подошел к девушке и встал, облокотившись о леер. Глаза его были красными от бессонницы, резче обозначились морщины и складки: минувшая ночь оставила свой след и на нем. |