— Стало быть, все-таки пленник, — сокрушенно вздохнул Озорник.

— Гость, — поправил полковник. — Гость, свобода передвижения которого слегка ограничена, не более.

— Другими словами, выйти за пределы Крепости я не могу?

— Пока, увы, нет.

— Какая ирония! — рассмеялся вдруг Озорник. — Подумать только… Очутиться на острие противостоящих друг другу государств. И это после долгих месяцев вполне безмятежного существования в краю, который большинство образованных людей, не сговариваясь, считают дикарским и смертельно опасным! Вот так возвращение к цивилизации!

— Таковы реалии, — развел руками Шолт-Норт. — Наша основная проблема — Орда. Уже не в первый раз татары пытаются завладеть уральскими территориями.

— Это что, одна из тех распрей, где претензии каждой из сторон уходят в глубь времен?

— Увы, все гораздо проще. Причина нынешнего конфликта — руды и уголь. Месторождения Орды скудеют с каждым годом. О, их вполне хватило бы для собственных нужд — еще на многие десятилетия; но наш сосед весьма активно продает богатства своих недр Британской Империи.

— Значит, Орда вынуждена будет расплачиваться уральским железом и медью за военные кредиты.

— Для начала нас еще надо завоевать! — сурово сдвинул брови Шолт-Норт. — Это не так-то просто, смею уверить. За последнее столетие этот перевал штурмовали четырежды — и каждый раз враги умывались кровью.

— Но тогда за ними не стояла мощь имперской военной машины… — тихонько возразил Озорник.

— Не думаю, что Британия снизойдет до прямой интервенции. — Губы полковника скривились в презрительной усмешке. — Тут может вмешаться Московия, и тогда сам черт не скажет, чем это все обернется.

— Что ж, пожалуй… Могу я, с вашего позволения, воспользоваться здешней механической мастерской? Хотелось бы слегка отремонтировать мое средство передвижения, заодно внести некоторые изменения в конструкцию.

— Разумеется, — кивнул полковник. — Я распоряжусь.

По возвращении в Крепость у Ласки практически не осталось свободного времени. Офицеры вдруг стали невероятно требовательны: учебные стрельбы, строевая, чистка и ремонт амуниции занимали весь день, от подъема до отбоя. Никто не роптал: приносимые телеграфом вести с каждым днем становились все тревожнее. Торговые операции были заморожены. Дорога через перевал опустела. Грязная каша из растаявшего снега и угольной пыли, ежедневно перемалываемая колесами подвод, покрылась девственно белой пеленой — и было в этой непорочной чистоте что-то призрачное, нереальное. Последними, нарушившими белизну снегов, стали казаки горнострелкового батальона. Новоприбывших расквартировали, и в Крепости сразу сделалось многолюдно. Хозяева с интересом рассматривали вооружение гостей: у тех были новые московитские винтовки с магазином на пять патронов.

— Ты уж звиняй, но ваши-то «мосинкам» не чета! — втолковывал Ласке один из новоприбывших, молодой казак с русым чубом, залихватски торчащим из-под папахи. — Эвон, смотри: затвор передернул, и стреляй снова; да я скольких вражин, почитай, зараз хлопну! А с этой, старой, покуда вошкаешься…

Девушка хмурилась: конструкция «светловки», простая и надежная, была делом рук ее отца — как, впрочем, и многое другое.

Орда в открытую перебрасывала войска к границе. Военачальники не торопились: в мощную оптику можно было различить приготовления. К перевалу подтягивали железнодорожную ветку: шпалоукладчики на конной тяге работали в три смены, днем и ночью подвозили рельсы — благо каменистая почва предгорий позволяла обходиться без насыпей.