«Если ты убьешь меня, то уничтожишь себя… и свою жену. Я – твоя единственная надежда».

Стоп. Перемотка. Воспроизведение.

«Я – твоя единственная надежда».

Стоп.

Он посмотрел на Дину.

– Ты провела это через базу данных?

Она кивнула.

– В наших файлах такого голоса нет.

– Не важно, – сказал Габриэль. – У меня есть кое-что получше ее голоса.

– Что же это?

– Ее рассказ о себе.

И он рассказал Дине, как та женщина на последних милях перед Парижем выложила ему свою историю, полную горя и утрат. Что семья ее была из Сумайрийи в Западной Галилее; что их выгнали оттуда при проведении «Операции Бен-Ами» и заставили эмигрировать в Ливан.

– Сумайрийя? Это совсем маленькое местечко, так? Тысяча жителей.

– Восемьсот, судя по рассказу женщины. А она, казалось, знала свою историю.

– Не все обитатели Сумайрийи послушались и бежали оттуда, – сказала Дина. – Некоторые остались.

– А кое-кто сумел пересечь границу и вернуться, прежде чем ее закрыли. Если дед этой женщины был действительно старейшиной деревни, кто-то должен его помнить.

– Но даже если мы сумеем узнать имя женщины, какой от этого прок? Она мертва. Как она может помочь нам найти Халеда?

– Она была влюблена в него.

– Она это вам сказала?

– Я просто знаю.

– Какой же вы проницательный. Что еще вам известно об этой женщине?

– Я помню, как она выглядела, – сказал он. – Я доподлинно помню, как она выглядела.

Блокнот нелинованной бумаги она нашла на мосту; два обычных черных карандаша – в мусорном ящике. Габриэль устроился на диване и принялся за работу при свете галогеновой лампы для чтения. Дина попыталась заглянуть ему через плечо, но он строго посмотрел на нее и отослал на овеваемую ветром палубу дожидаться, пока он закончит. Она встала у поручней и стала смотреть, как исчезают огни итальянского берега на горизонте. Десять минут спустя она вернулась в салон и обнаружила, что Габриэль спит на диване. Портрет мертвой женщины лежал рядом. Дина погасила лампу и не стала его будить.

На третьи сутки, днем, у надветренной стороны «Верности» появился израильский фрегат. А через два часа Габриэль, Иаков и Дина уже садились на вертолетной площадке воздушной базы к северу от Тель-Авива. Представители Службы встречали их. Они стояли кружком и явно чувствовали себя скованно, как посторонние на похоронах. Льва среди них не было, впрочем, Лев никогда не потрудился бы совершить нечто столь заурядное, как отправиться встречать агентов, возвращающихся с опасного задания. Габриэль, выходя из вертолета, с облегчением увидел, как в ворота въехал бронированный «пежо» и помчался к ним на большой скорости. Не произнеся ни слова, он отделился от остальных и пошел к машине.

– Куда вы, Аллон? – крикнул один из людей Льва.

– Домой.

– Босс хочет немедленно вас видеть.

– В таком случае он мог бы отменить одну-две встречи и приехать сюда, чтобы лично встретить нас. Скажи Льву, что завтра утром я постараюсь обменяться с ним рукопожатием. А пока мне надо парочку вещей передвинуть. Скажи ему это.

Задняя дверца «пежо» распахнулась, и Габриэль залез в машину. Шамрон молча смотрел на него. Он заметно постарел за время отсутствия Габриэля. Он поднес огонек к очередной сигарете рукой, которая дрожала больше обычного. Машина рванула с места, и он положил Габриэлю на колени газету «Монд». Габриэль опустил глаза и увидел две свои фотографии: одна – на Гар-де-Лион за несколько минут до взрыва и другая – в ночном клубе Мими Феррере в Каире, где он сидел за столиком с тремя шахидами.