Интересно, мы теперь с Максом можем считаться знакомыми? Или после всего случившегося он не захочет меня больше видеть?

О чем я думаю! Он же ясно сказал, чтобы я уходила, даже провожать не стал.

Но как он дрался… Стоило закрыть глаза, как передо мной вставали картинки прошедшего вечера. Черные фигуры около горки… Макс, идущий через детскую площадку… Разъяренное лицо Синицына… Паника, когда я поняла, что за спиной у меня никого нет. Макс одной левой разбрасывает здоровенных дзюдоистов… Наша пробежка до дома. И резкая смена настроения, словно от вида моей крови его начало тошнить… Может, он занимается боевыми искусствами и дал клятву никогда не вступать в драку? И вот из-за меня ему пришлось нарушить обет…

Я запуталась окончательно. Стянула с батареи быстро высохший платок. Но он не давал мне ответа ни на один вопрос. Только новых добавлял. Почему черный? Почему Макс так отреагировал на вид крови?

Я так и уснула, сжимая платок в руке. И мне снился Макс. Вот он улыбается Маринке и дает ей цветы… Вот внимательно смотрит на меня из темноты мастерской… Вот поворачивается к своей красивой спутнице… Вот он падает передо мной на колени, его трясет…

Утро началось с вопросов.

– Что с тобой?

Мама стояла в прихожей – строгий костюм подчеркивал фигуру, легкий макияж, художественно растрепанные волосы. Как всегда, красива, как всегда, собранна… Но я тут же обо всем забыла, потому что за распахнутой входной дверью на коврике увидела спортивную сумку. Мою спортивную сумку.

– И давно ты стала бросать свои вещи на улице?

– Недавно, – пробормотала я, нерешительно выходя в прихожую.

Сумка была как новенькая, словно ее только что принесли из магазина. А ведь вчера она и на земле успела поваляться, и ногами по ней пару раз прошлись. Но никаких следов не было. Я бы, наверное, не сильно удивилась, если бы спортивный костюм внутри оказался постиранным и выглаженным.

– Май, у тебя ничего не болит? – проявила заботу мама. – Как твоя рука?

Я нахмурилась. Чтобы понять, болит что-то или нет, надо разобраться, проснулась ли я. Меня до сих пор не покидало ощущение, что я сплю.

Руку неприятно покалывало, но была надежда, что обойдется без воспаления.

– Все прошло, – пробормотала я, копаясь в сумке.

Я ждала записки, чего-нибудь, что могло объяснить странное поведение Макса. Но никаких подсказок мне оставлено не было. Может, на лестнице что-нибудь есть?

Я выглянула на лестничную клетку. Дом жил привычными звуками – шумел лифт, шаркали шаги, этажа на два ниже надрывно кашляли, пахло табаком, скрипела незакрытая рама.

– Поешь как следует. – Мама вышла за мной следом. – И постарайся больше не подходить близко к заборам. – Она повернулась к лифтам, но на секунду замерла. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Я помотала головой. Как я могу что-то рассказать, если сама ничего не понимаю…

Подъемный механизм лифта застонал, жалуясь на тяжелую жизнь и работу без выходных. Сейчас мама спустится вниз, пройдет мимо двери мастерской…

Сердце мое непроизвольно сжалось.

Как бы мне хотелось оказаться на месте мамы, подойти к мастерской и – уверенно постучать в дверь. Мне откроет Макс, улыбнется, мы вместе выпьем чаю, и он все объяснит. Даже может ничего не объяснять, пусть все остается как есть. Только бы увидеть его, увидеть прежним, чуть отстраненным, с холодным равнодушием в глазах. Да пускай хоть ругается, лишь бы был рядом.

Макс!

Я вцепилась в перила, чтобы не упасть от собственных фантазий.