– Идем! – Макс подхватил меня под локоть. – Schneller![8]

В первое мгновение я испугалась, почувствовав, как к моей руке прикоснулось что-то жесткое и холодное. Но потом поняла – это перчатка. Точно! Он ведь ходит в перчатках!

– Ну же…

Сильная рука дернула меня вверх, и мы побежали. Я с трудом поспевала за пианистом, в темноте совершенно ничего не видя. Я вдруг потеряла всякую способность понимать, где нахожусь; я на каждом шагу спотыкалась, норовя сбить с ног ведущего меня Макса.

И тут вспомнила.

– Сумка! – выкрикнула я, вырываясь из его рук. – Я ее там бросила!

– Какая сумка? – взвыл Макс, и я впервые увидела его красивое лицо злым. – Что ты там делала? Кто тебя звал? Откуда ты вообще взялась?

Он орал на меня так, как никто и никогда.

– Я хотела остановить их… – После быстрого бега говорить было тяжело, а тут еще от обиды комок в горле застрял. Я поняла, что сейчас расплачусь. – А что мне было делать? – взорвалась я. – Он собирался тебя убить! Ты разговаривал с Малининой, и Синица решил, что ты ему соперник.

Ответом мне был хохот. Оглушительный. Уничтожающий.

Я попятилась, сжала кулаки, готовая защититься, чтобы больше никто никогда так при мне не смеялся…

Левая рука подниматься отказалась. Она налилась мгновенной тяжестью, и я вскрикнула, хватаясь за плечо. От прикосновения проснулась боль. Рукав был мокрым. Его испачкали чем-то липким, пахуче-сладким… Перед глазами промелькнула детская площадка. Темные фигуры спортсменов. Щелчок выстреливающего в тишине лезвия. Вспыхнувший огонь в руке. Один из придурков поранил меня, и только в пылу сражения я могла об этом забыть!

– Надо было тебя там оставить, – зло прошептал Макс, вытряхивая меня из куртки и перехватывая мою руку выше локтя носовым платком, одним молниеносным движением скрученным в жгут.

Я подняла на него глаза, собираясь сказать, как я ему благодарна, что моя рана – просто ерунда, царапина, что я получала удары и пострашнее.

Но ничего сказать не успела.

Лицо Макса стало страшным. Глаза сузились, поджатые губы превратились в тонкую линию, четче обозначились скулы, на лбу вспухла синяя жилка.

– Уходи, – сквозь зубы процедил он. – Быстро!

Я успела заметить, что руки его испачканы моей кровью, и уже знакомый звериный ужас толкнул меня в грудь, заставив попятиться.

– Уходи! – простонал Максим, сгибаясь пополам.

– Тебе плохо? – прошептала я, борясь с невероятным желанием все бросить и сбежать.

– Прошу! – выдавил из себя Максим, опускаясь на корточки. Его било крупной дрожью. На секунду показалось, что он – уже не он, а кто-то другой.

Мне стало по-настоящему страшно. Я попятилась, чуть не споткнулась на ровном месте и бросилась бежать. Около двери обернулась. Макса не было. Неожиданно ставший ярким фонарь освещал пустую площадку с машинами, безлюдную тропинку.

Вновь стало тревожно. Я подняла голову вверх, как будто оттуда на меня сейчас должно что-то упасть.

А может, ничего этого не было?

Ответ болью забился в руке, и я потянула на себя дверь. Не успела войти в освещенный желтым светом холл, как дверь за мной с грохотом закрылась. Паника толкнула меня в спину, и я бросилась к лифтам.

Вот только пугать меня не надо! Не надо! Я сама себя так напугаю, что никому и в самом страшном кошмаре не приснится!

Меня колотило от пережитого страха. Ничего себе денек: сначала Маринка с букетом, потом драка… Руку мне порезали… Ой, мамочки!

Чтобы меня никто не остановил и не стал задавать вопросы, я прямо в ботинках и куртке прошмыгнула в ванную.