Ник поднес бутылку ко рту, одновременно продолжая наблюдать за Делейни. Сделав глоток, он тут же поставил бутылку на стол.

– Иисусе, Иосиф и Мария! Ну и гадость!

– А мне нравится.

Делейни улыбнулась и сделала еще один большой глоток.

– А нормального пива у тебя нет?

– Есть малиновый эль.

Ник так посмотрел на Делейни, будто она предложила отрезать ему мужское достоинство.

– А виски?

– Нет. Но в пакете, который ты нес, – показала Делейни бутылкой пива на магазинный пакет, – есть бутылка кока-колы.

Она прошла мимо Ника в гостиную.

– Где ты обнаружила первую записку? – спросил он из кухни.

– В салоне. – Делейни включила свет над музыкальным центром, потом подошла к столику возле дивана, на котором стояла настольная лампа. – Если помнишь, ты сам показал мне это письмо.

– Когда?

– В тот день, когда менял замки. – Дернув за цепочку, Делейни включила лампу и покосилась на Ника. Он стоял посреди комнаты и пил кока-колу. – Вспомнил?

Ник поставил бутылку и стерер с подбородка коричневую капельку.

– Я все отлично помню.

Делейни захлестнули непрошеные воспоминания – о его губах, касающихся ее губ, его теплой коже под ее руками.

– Я имела в виду записку.

– Я тоже.

Делейни была уверена, что Ник врет.

– Почему ты думаешь, что эти записки – дело рук Хелен?

Делейни села на диван, тщательно следя за тем, чтобы короткая атласная юбка не задралась слишком высоко.

– А кто еще это может быть?

Ник поставил бутылку на кофейный столик и снял куртку.

– Кто еще может желать, чтобы ты уехала из города?

Делейни не приходил на ум никто, кроме Ника и его семьи.

– Ты.

Он бросил куртку на подлокотник дивана и посмотрел на Делейни из-под нахмуренных бровей.

– Ты и правда так думаешь?

«Вообще-то нет».

– Не знаю.

– Если ты считаешь, что это я мог писать тебе эти записки, почему ты впустила меня в квартиру?

– А разве я могла тебе помешать?

– Понятно. Но я их не писал, и ты прекрасно это знаешь. – Ник сел рядом с Делейни, наклонился вперед и поставил локти на колени. Рукава рубашки он закатал, и Делейни увидела, что он носит часы на потертом черном ремешке. – Ты явно кому-то сильно не угодила. У тебя были в последнее время недовольные клиенты? Может, ты плохо кого-то подстригла?

Делейни прищурилась и со стуком поставила бутылку на кофейный столик.

– Во-первых, Ник, у меня не бывает плохих стрижек. A во-вторых, неужели ты всерьез думаешь, будто какая-то разъяренная психопатка подбрасывает мне записки только потому, что я ее слишком коротко подстригла или передержала перманент?

Ник взглянул на нее и рассмеялся. Тихий смех зародился где-то в глубине его груди, и по мере того как он становился громче, Делейни все больше злилась.

– Что тебя разозлило?

– Ты меня оскорбил.

Ник с невинным видом прижал руку к сердцу – от этого движения мягкая ткань рубашки сдвинулась и обнажила треугольник смуглой кожи на груди.

– Нет!

Делейни посмотрела в его смеющиеся глаза.

– Да-да.

– Ну извини. – Казалось бы, Ник исправил положение, но он тут же все испортил, добавив: – Дикарка.

Она ткнула кулаком в его руку.

– Гад.

Ник схватил ее за запястье и притянул к себе.

– Тебе кто-нибудь уже говорил, что из тебя получилась очень симпатичная шлюшка?

Делейни невольно вдохнула аромат сандалового мыла и теплой кожи.