— Даже мужчины, и те так и мрут в море от непонятных болезней, если только их пощадит огонь испанских пушек.
— Я не боюсь, — просто ответила Лизбет. — На самом деле я думаю, что у меня не больше шансов умереть, чем у Френсиса. Из нас двоих я всегда была сильнее.
— Нет, это невыносимо! — вскричал Родни. — И как подумаю, что придется унизиться до лжи, обманывать моих офицеров и людей, которые мне доверились! А если о вас узнают правду, что тогда?
— Тогда вы поклянетесь, что не подозревали, каков мой истинный пол, — живо сказала Лизбет. — Мне правда жаль, что я рассердила вас. Я понимаю всю неловкость ситуации, в которой вы оказались, но жизнь и честь моего брата висели на волоске.
— Если бы сейчас здесь оказался ваш братец, я задал бы ему то, что следовало задать вам, — хорошую трепку, — огрызнулся Родни.
Смех Лизбет, заразительный и неудержимый, раскатился эхом по каюте. Родни понял, что стало совсем темно — он больше не видел ее лица. Он только слышал этот смех и ненавидел ее от всей души. Она смеялась, когда он был близок к тому, чтобы ее ударить. Он проиграл и знал это. Лизбет проникла на корабль, притворившись собственным братом, и ему оставалось только подыгрывать ей и молиться, чтобы никто не узнал, какую с ним сыграли шутку.
Он запоздало клял себя за то, что не встретил сына своего благодетеля лично, как того требовала вежливость. Узнав Лизбет, он немедленно отослал бы ее назад и сейчас понимал, что попался на удочку собственного дурного настроения. Он видел ясно, что ее хитрый план прекрасно сработал. Слуги, доставив багаж, конечно же спросили, на борту ли мастер Гиллингем, и, получив утвердительный ответ, удалились со спокойной душой и сознанием выполненного долга.
Родни вдруг почувствовал, что ненавидит семейство Гиллингемов — сэра Гарри, который решил навязать ему своего трусливого никчемного сынка, коварную Лизбет, без зазрения совести поставившую его в идиотское положение, Катарину с ее голодным взглядом и ненасытным телом, Филлиду… но нет, ужаснулся он собственному кощунству, Филлида — это совсем другое!
Родни сидел за столом уже в полной темноте, охваченный досадой и бессильной злобой. Он слышал тихое дыхание Лизбет, ощущал в темноте ее близкое присутствие. Это она испортила все, она отняла у него радость, восторг и чувство полета, которое он испытал, когда «Морской ястреб» вышел из гавани. Сейчас все ушло, сменилось яростью, мрачными предчувствиями и сознанием собственного бессилия.
— Убирайтесь отсюда к черту, убирайтесь! — закричал он внезапно. И услышал, как Лизбет поднялась со стула, как легкими шагами пересекла каюту. Потом открылась дверь, и на миг он увидел ее силуэт в освещенном дверном проеме. После чего он снова оказался в темноте, и единственным звуком, долгое время нарушавшим тишину в каюте, было нервное постукивание пальцев по деревянной столешнице.
Глава 5
Прогуливаясь по залитой солнцем палубе, Лизбет услышала, как вахтенный матрос издал с топа мачты взволнованный возглас, заставив всех немедленно насторожиться.
— Земля! — крикнул он. — Земля в трех румбах по левому борту.
Лизбет бросилась к поручням, но не увидела ничего, кроме воды, переливавшейся всеми оттенками — от изумрудно-зеленого до сапфирово-синего — под бескрайним лазурным небом.
Она знала, что Родни давно ждал этого известия и что скалистый берег, который вскоре покажется на горизонте, принадлежит островам Доминике или Гваделупе, а пролив между ними — флибустьерский проход в Карибское море.
Шел двадцать седьмой день с тех пор, как «Морской ястреб» вышел из Плимута. На двенадцатый день корабль бросил якорь у Канарских островов — пополнить запасы питьевой воды. |