Причин для дурного расположения духа у него хватало. Во-первых, он был не очень доволен явным отсутствием энтузиазма у Мэгги в связи с их скорым бракосочетанием. Это весьма больно ударяло по его самолюбию. Однако с настроением своей невесты он надеялся смириться, уверяя себя, что причина тому — страх потери собственной независимости, которой она обладала со времени смерти брата. Но все тревоги ее останутся позади, когда она поймет, что он не намерен лишать ее самостоятельности и тем самым покушаться на ее независимость. Это было бы глупо; сила духа — вот главное качество, восхищавшее Джеймса в его невесте.
Хоть он и настоял на том, чтобы статьи для «Дейли экспресс» она писать перестала, однако это было необходимой мерой. Проклятые статьи подвергали ее жизнь опасности, и хотя Джеймс надеялся, что рано или поздно преследовавшего ее человека со шрамом схватят, наверняка он был не единственным, кто желал зла Г.В. Кларку. Нет, занятие Мэгги становилось все опаснее, а Джеймс был уверен, что гордость не позволила бы ей расстаться со своим ремеслом до свадьбы, не расставь он сразу все точки над i. Теперь лишь гордыня могла подвигнуть ее к ослушанию. Ранее она призналась ему: чтобы добыть материал для очередной темы, ей приходилось идти на множество ухищрений. Из ее объяснений Джеймс понял, что она вовсе не питает к этому занятию чрезмерной страсти. Она была Г.В. Кларком всего несколько месяцев и занялась этим лишь потому, что ей катастрофически не хватало денег после смерти Джеральда.
Второй причиной плохого настроения Джеймса являлись его усилия по возможности избегать Мэгги, дабы сдерживать в себе навязчивое желание сорвать с нее одежду. Джеймс любил и уважал свою дорогую тетушку Вивиан. Эта женщина вырастила и воспитала его, и теперь он прилагал неимоверные усилия к тому, чтобы соответствовать внушенным ею племяннику принципам поведения истинного джентльмена. Однако оставаться наедине с Мэгги — особенно при том ее поведении, как это было в последний раз в библиотеке, — оказалось просто выше его сил. Почти не прилагая к тому усилий, она сводила на нет всю его сдержанность. О том, что он джентльмен, он забывал почти сразу. Даже и теперь ему не терпелось вновь увидеть ее, вновь войти в нее, вновь прижаться к ее сочным губам, касаться ее округлых грудей и…
Чувствуя, что тело его начинает реагировать на возникающие в голове образы, Джеймс сердито отбросил эти мысли и постарался сконцентрироваться на более насущных вопросах, однако все рассуждения его носили скорее защитный характер. Время, прошедшее с момента их последней близости, уходило у него либо на возрождение ее в памяти, либо на размышления о том, что он сделает с ней в следующий раз. Конечно же, мысли эти не могли не осложнять ему жизнь, пока он следил за ремонтом дома Мэгги и решал, что делать с прислугой.
При мысли о слугах Уэнтуортов Джеймс улыбнулся. С ними он проводил больше времени, чем с самой Мэгги. Большинство ее слуг помогало ремонтировать дом, и Джеймс успел хорошо узнать этих людей. Достаточно хорошо, чтобы понять — та бесконечная привязанность, какую Мэгги испытывала к ним, возвращалась к ней сторицей. Все слуга в доме прекрасно знали, чего стоило Мэгги их содержание, и в благодарность каждый из них целиком и полностью отдавал ей свою преданность и усердие. Джеймс успел уже понять, что без них Мэгги будет несчастлива, а потому принял для себя решение: где бы ни жила его будущая жена, все ее слуги всегда должны находиться рядом, и его задача — позаботиться об этом, чего бы это ни стоило. Не важно, что у него и без того полный штат прислуги. Значит, он еще возрастет, только и всего.
— Милорд!
Джеймс очнулся от своих мыслей и поднял глаза на открывшего ему дверь Микса. На лице лакея при виде хозяина выразилось явное облегчение, что, в свою очередь, встревожило Джеймса.
— Добрый вечер, Микс, — поздоровался он, переступая порог. |