– ... утверждается, что фактически фигурант данного дела является лордом Грифоном Артуром Меридоном, шестым маркизом Ашлендом, – продолжал громко читать секретарь. – Мы считаем, что справедливость является высшей добродетелью. Парламенту предстоит заслушать показания свидетелей, рассмотреть обстоятельства дела, прийти к определенному заключению и вынести приговор. Все это следует исполнить должным образом, как если бы правосудие осуществляла сама королева. Господи, храни королеву, – нараспев закончил он.

В этот момент Гриф неожиданно повернулся и злобно посмотрел на адвоката. Напряженность этого взгляда удивила и встревожила Тесс. Она могла бы понять, если бы на его лице отразились облегчение, надежда, благодарность, но Гриф, похоже, был попросту взбешен.

Тесс в волнении сжала руки. Что все это значит? Неужели он не хочет выйти на свободу? В качестве Джона Доу Гриф уже был признан виновным и осужден, однако провинциальные присяжные в окружном суде не имели полномочий судить маркиза Ашленда, королевского пэра. Только палата лордов обладала правом вынести окончательное решение в отношении равного им по положению, и если Вуд сумеет доказать, что...

Однако Гриф, похоже, не собирался проявлять признательность; напротив, судя по презрительному взгляду и сжатым челюстям, одни лишь оковы удерживали его от попытки вцепиться в горло адвоката.

– Представьте обвиняемого перед палатой. – Лорд-канцлер отступил в сторону, и конвоиры поспешно подвели Грифа к длинному столу.

Балдахин над пустым троном позади лорд-канцлера сверкал в молчаливом величии, и Гриф устремил на него геподвижный взгляд, плотно сомкнув губы.

– Скажите, вы действительно являетесь Грифоном Артуром Меридоном, настоящим маркизом Ашлендом? – спросил лорд-канцлер.

Голоса членов палаты мгновенно стихли, и в этой тишине Гриф почувствовал скрытую насмешку, самодовольное предвкушение возможности покуражиться над изобличенным преступником, который имел дерзость подать апелляцию в высшую судебную инстанцию. Он в очередной раз проклял Ракстона Вуда и всех, кто затеял возбуждение этого процесса. Лучше бы ему снова стоять на эшафоте, чем терпеть такой позор.

Однако как он мог лгать в палате, где его дед, прадед и все двенадцать поколений Меридонов по праву занимали почетные места? В таких условиях отрицать свое настоящее имя из-за боязни быть осмеянным было бы обыкновенной трусостью.

– Ваша светлость, – тихо сказал Гриф, – я действительно являюсь Грифоном Артуром Меридоном.

К его удивлению, никаких насмешек не последовало; в зале слышалось только приглушенное гудение голосов. После небольшой паузы канцлер сказал:

– Я хочу, чтобы мне представили доказательства со стороны защиты, что этот человек фактически является лордом Грифоном Меридоном, достопочтенным маркизом Ашлендом.

Седовласый лорд, поднявшись со своего места, попросил дать слово адвокату, что было тут же сделано.

Выйдя вперед без каких-либо записей в руках, Вуд даже не посмотрел на Грифа; оглядев членов палаты и выдержав длительную паузу, он уверенно начал говорить, и речь его звучала как подлинный образец ораторского искусства.

Постепенно покашливания и шорохи в зале прекратились, и в наступившей тишине Гриф мог слышать биение своего сердца. Ракстон Вуд сумел настолько покорить аудиторию, что, казалось, своей властью мог теперь соперничать даже с позолоченным троном.

– Уважаемые лорды, – произнес Вуд тихим голосом, который тем не менее легко достиг самых отдаленных уголков зала. – Я чувствую большую ответственность, приступая к задаче, выполнение которой считаю своим прямым долгом.