— Ну, может быть, Аллен еще продлит нам аренду, — беззаботно ответил Дик. — Он сам говорил, что собирается это сделать.

— Но не со мной.

— К тому же у нас будет Блэкфрайарз, это гораздо более теплое помещение, чем любой из старых театров. И ни местные толстосумы, ни даже Тайный совет не смогут нам в этом помешать. К тому же милорд сам сказал мне…

Богатые жители этого района были обеспокоены соседством с плебейским театром и жаловались на то, что он якобы будет нарушать благочестие, а толпы простолюдинов, жующих на ходу жареные колбаски, и грохот на сцене совершенно лишат их сна и покоя. Дик был настроен слишком оптимистично; и в этом тоже был своеобразный юмор.

— Так что у нас будет сразу два действующих театра, — заключил Дик, — вот увидишь.

— И в обоих будет ставиться что-нибудь смешное, — подсказал Уильям.

— Кстати, о смешном, — вспомнил Дик. — Этот каменщик уже что-то пишет для «слуг Пембрука». Я видел его в роли Иеронимо. Кстати, играл он очень даже недурно. Так вот, он просто помешан на юморе, и говорят, у него даже есть собственная теория на этот счет.

— У каменщика? — Уильям нахмурился.

— Ну да, — с отрешенным видом подтвердил Дик Бербедж, — это еще один поэт, который хоть и не джентльмен, но знает греческий. Как-то раз в пивной у датчан он по пьяному делу устроил целое представление, но его никто не слушал. А уж он так старался, читал и Анакреонта, и Ксенофон-та, и не только их. А под занавес взял и наблевал на пол.

— Каменщик, который знает греческий?

— Ну да, когда-то он учился в Вестминстер-Скул. Потом был в солдатах и даже вернулся домой с трофеями. Судя по его собственному рассказу, он отобрал их у какого-то негодяя, которого убил на глазах у обеих армий. Это было в Нидерландах. Очень даже по-гречески. У него не то отец, не то отчим был каменщиком, и сына он тоже обучил этому ремеслу. Я думаю, каменщику вполне по силам создавать неплохие пьесы.

— И еще более прочные театры, — подсказал Катберт.

— Каждый человек должен заниматься своим делом, — промолвил Уильям. — Я имею в виду ремесло. — Но потом он вспомнил, какое ремесло было изначально уготовано ему самому. — Кстати, а что он написал?

— Да так… просто Том Нэш взялся было за пьесу для труппы Пембрука, но так ее и не закончил. Это была сатира, ну там опять же насмешки и все такое… Он сделал два акта, а потом испугался и продолжать не стал. И вот откуда ни возьмись появляется этот увалень Бен и говорит, что берется написать оставшихся три акта, дайте только ему перо и бумагу.

— А как его зовут? — Спросил Уильям.

— Его зовут Бен. Бен Джонсон.

— Для каменщика имя вполне подходящее.

— Очень остроумно. Нэш дрожит от страха, что все это может зайти слишком далеко. Но этот Бен уверяет, что он не боится ни Бога, ни черта, совсем никого.

— И кому же больше всех достанется от его сатиры?

— Да всем подряд, — неопределенно ответил Дик Бербедж. — Сити, двору, придворным, Тайному совету… короче, всем.

Вроде бы пустяк, чужая пьеса. Кто бы мог подумать, что именно она сможет открыть дверь, что всегда держали закрытой на множество засовов?.. Унылое городское лето, работы невпроворот, Гарри вместе с Эссексом отбыл громить испанцев.

— Это секрет, — доверительно сообщил он Уильяму. — Но я обязательно привезу тебе какой-нибудь маленький подарок, будь то слиток испанского золота или черная, выдранная с корнем борода. А может быть, даже прихвачу какую-нибудь донну или сеньориту, или как там они у них еще называются.