— Я сообщил им, что ты приедешь.

— А они?

— Они заявили: помощи двухсот агентов в штате Мичиган, это не считая кучи судебных исполнителей, им более чем достаточно.

— Вот видишь? Так что я не хотела показываться у них, пока что-нибудь не найду, пока зарплату не отработаю, так сказать. Кстати, я почти вычислила Глена. Сегодня иду на бокс, и у меня есть все основания подозревать, что он там будет.

— «Все основания подозревать» — это примерно то же самое, что «по-моему». И считаю своим долгом предупредить тебя. Если найдешь Глена, непременно обращайся за помощью. А если не найдешь, возвращайся домой, мы здесь придумаем, чем тебе заняться. Ты обманула меня, воспользовалась моей слабостью.

— Как с твоей ставкой на Суперкубок?

— Все было в полном порядке, пока ты не пришла. Это все из-за тебя.

— А я выиграла у папы пару новых туфель.

— Так как насчет Фоули? Ничего не слышала?

— Я охочусь за Гленом, он и есть ключ к разгадке.

— Карен, если ты облажаешься, меня отправят прямиком в поселок Белый Клык, штат Аляска… И я до конца жизни буду ловить медведей.

— Я поеду с тобой.

— А как же иначе? Вместе поедем, можешь поставить на кон свою тощую задницу.

— Ну что ж… — протянула Карен.

«Ты небось надеешься, что я облажаюсь?» — вот что на самом деле нужно было сказать. Пока этого не произошло — проведя время с Фоули, она фактически никаких законов не нарушила, и формально ее могли обвинить только в нарушении норм поведения, а не в пособничестве и подстрекательстве. Что-что, а такое обвинение она как-нибудь переживет. Будучи помоложе, она постоянно ходила на исповедь и там каялась: «Милости прошу у Бога, святой отец, ибо я согрешила. Украла помаду из магазина „Бердайнс“ и позволила мальчику дотронуться до моей груди, но больше мы ничем не занимались». А если чувствовала необходимость сказать что-нибудь еще, то добавляла, что курила сигареты, хотя обещала матери этого не делать. Священник в наказание приказывал ей десять раз прочитать «Отче наш» и «Пресвятая Дева Мария», отпускал грехи, и она уходила — в ней оставалось лишь некоторое сожаление о свершенных грехах. Сама же вина бесследно исчезала. Но вот уже пятнадцать лет она не посещает исповеди, потому что теперь крайне редко испытывает чувство вины. Если возникают сомнения, она обращается за помощью к отцу. Или представляет, что говорит с ним, что для нее — одно и то же.

Карен. Я провела с Фоули почти семь часов.

Ее отец. Только без подробностей.

Карен. Не волнуйся. Понимаешь, мы взяли тайм-аут…

Отец. Понимаю.

Карен. Но продолжительность тайм-аута не оговаривали.

Отец. А сейчас ты снова в игре, значит, лимит тайм-аутов исчерпан?

Карен. Полагаю, что да.

Отец. Полагать недостаточно. Ты должна принять это как факт.

Карен. О’кей.

Отец. Твои возможные действия?

Карен. Если я его найду? Арестую.

Отец. А если он попытается убежать? Если наставит на тебя пистолет?

Карен. У него нет пистолета.

Отец. Тебе нужен этот разговор или нет?

Карен. Извини.

Отец. Что, если он окажет сопротивление при аресте, попытается убежать, поставит тебя в положение, когда ты обязана будешь применить оружие? Ты сможешь это сделать?

Карен. Думаю, что нет.

Отец. А если он захочет, чтобы ты поехала с ним?

Карен. Не соглашусь. Я уже сказала ему об этом.

Отец. И позволишь ему уйти?

Карен. Нет.

Отец. Тогда тебе придется стрелять.

Карен. Не знаю.