Дальнейшее я помню смутно. Хотя через окно в палату видел, наверное, все, что там происходило. Капельки пота на висках Яны… и те видел. Как она работала, предельно сконцентрированная и собранная, как шевелились ее губы, отдавая тихие короткие указания или о чем-то спрашивая. Видел кровь и пот… Много крови. Я как будто снова вернулся на годы назад и увидел, как так же отчаянно Яська боролась совсем за другую женщину и ребенка. Мою жену и сына…

Этому малышу повезло. Он выжил, оглашая палату тоненьким, как писк котенка, плачем. Яна быстро передала новорожденного медсестре и вновь сосредоточилась на роженице. Без пафоса, словно это не она прямо сейчас спасла эту крохотную хрупкую жизнь. Просто делая свою работу, как и много раз до этого. А я стоял, как соляной столп, не замечая подоспевшей машины санавиации, поднявшейся суеты, да вообще никого не замечая, скованный какой-то невиданной раньше гордостью за свою женщину. И просто любил её. С потрохами, сдаваясь этому чувству.

Глава 22

Мне нужно было немного воздуха. Я вышел из амбулатории, преодолел подъездную дорожку да небольшой парк, ведущий к ней, и уселся на самой дальней скамейке в тени высоких кленов. Холодало, но я даже этого не замечал. Все думал… думал о чем-то. Прокручивал в голове все, что видел, и тер лицо. Машина санавиации простояла еще недолго и благополучно отбыла. Из амбулатории вышли люди: Валентин Петрович, Елена Васильевна, приход которой я даже не заметил, и протрезвевший Юрий Борисыч. Отличный хирург, который оперировал Яськиного отца. Какая она умница все же! Ей в подчинение отдали либо тех специалистов, кто изрядно подмочил репутацию в более перспективных клиниках, либо совсем новичков. И из этого неликвида, по меркам Минздрава, она сумела сколотить в своей амбулатории отличный коллектив. Как ей это удалось? Бог его знает. Может быть, она и правда колдунья?

Дверь в амбулаторию снова открылась. На пороге показалась хрупкая фигура Яны. Она переоделась в свою одежду, и уже ничто не напоминало о том, что случилось совсем недавно. Я встал. Яське наперерез двинулась было Елена Васильевна, но ее окликнул Валентин Петрович, и она замерла. Не решаясь ни оглянуться на мужа, ни проигнорировать его зов. А Яна, будто не замечая случившейся заминки, неторопливо сошла с крыльца и опустилась на выкрашенную голубой краской покрышку, цепочка которых опоясывала подъездную дорожку, играя роль небольших клумб.

Я двинулся к ней, неспособный оставаться на месте. К черту всех. К черту, как это будет выглядеть со стороны. К черту, как на это отреагируют. Плевать… Я был уже почти у цели, когда заметил Свету. Она нерешительно топталась в стороне, не сводя с Яны потерянного какого-то взгляда. Дерьмо! Я ведь совсем забыл, что моя дочь также стала свидетелем произошедшего.

А между тем, пока я размышлял, что делать дальше, Яська подняла уставший взгляд:

— Ты что-то хотела, Света?

Света с шумом сглотнула и медленно покачала головой из стороны в сторону. Яна повела плечами и снова уставилась в одну точку на земле, будто бы погрузившись вглубь себя.

— Эта женщина… Вы ее спасли, да? Она бы умерла, если бы… — Света не договорила и снова сглотнула.

— Скорее всего, — не стала кокетничать Яна. — Вообще амбулатория не предназначена для подобных операций, но в данном случае риск был оправдан.

— А моя мама…

— Да?

— Почему вы ее не спасли? — голос Светки задрожал, и я дернулся ей навстречу. Непонятно зачем. Вопрос уже слетел с ее губ, и я не мог его затолкать обратно, чтобы уберечь Яну от боли и новой порции дочкиных обвинений.

— Я не знаю, Света. Но, поверь, я сделала все, чтобы это сделать.