Он сразу же успокоился, попросил у нее прощения и в знак примирения поцеловал руку. Однако Войцеховская заметила, что у него было какое-то странно изменившееся лицо. Его бокал с коньяком она сама взяла со столика, он стоял на голубой салфетке. Выпив залпом коньяк, Лехнович вдруг умолк на полуслове, лицо его исказила гримаса боли, он зашатался и как подкошенный рухнул прямо у ее ног. Едва она успела наклониться, хотела его поднять, как на помощь сразу же бросились мужчины, первым подбежал доктор Ясенчак. В память ей врезались его слова: «Он умирает». Больше она ничего не помнит, пришла в себя лишь после того, как ей подали какое-то лекарство и стакан воды. Как хозяйка дома, Эльжбета Войцеховская корит себя за то, что они пригласили Лехновича. Не сделай они этого, быть может, он остался бы жив. К сожалению, как и все остальные, они не предполагали, что у него так плохо обстоит дело со здоровьем.
Полковник перешел к показаниям английского подданного Генрика Лепато.
«…теперь моя фамилия – Лепато, я родился в самой Варшаве, до выезда в Англию носил фамилию – Лепатович. Однако в Англии я решил труднопроизносимую для англичан фамилию изменить. Во время оккупации жил в Варшаве и принимал участие в работе подпольной организации «Шарые шереги» . В 1943 году был арестован гестапо, сначала попал в тюрьму Павяк, а затем был переведен в концлагерь Маутхаузен. Сразу же после окончания войны нанялся в английские «караульные роты» и потом попал в Англию. Там я окончил физический факультет Эдинбургского университета, в настоящее время профессор в Кембридже, занимаюсь физикой.
С профессором Зигмунтом Войцеховским познакомился по линии польско-английского научного сотрудничества. Войцеховский читал в Лондоне цикл лекций о достижениях польской химии. Меня, как поляка, эти лекции весьма заинтересовали, хотя я не химик по специальности. У меня сложилось впечатление, что Войцеховский крупный ученый, сделавший ряд серьезных открытий в своей области. Мы с ним познакомились в Лондоне. Когда же мне предложили прочитать две лекции в Политехническом институте в Варшаве, я согласился с большой радостью. После долгого перерыва я попал на родину. Профессор Войцеховский очень радушно опекал меня в Варшаве. Я был приглашен в его дом, для меня это была большая честь…
…в бридж играю, признаться, слабо, но в общем-то кое-как справлялся и даже был в небольшом выигрыше. Словесные перепалки за карточным столом меня в общем-то не удивляют. Вопреки широко распространенному мнению о бесстрастии и сдержанности англичан за бриджем, они нередко ссорятся куда более азартно, чем это имело место в ту субботу за карточным столом у профессора. В последней перепалке я участия не принимал, поскольку шлем объявил мой партнер, ему и предстояло его разыгрывать. Я лишь выложил свои карты на стол.
…с доцентом Станиславом Лехновичем я прежде знаком лично не был, хотя в английских научных журналах встречал его имя и знал, что в Польше это восходящая звезда. Молодой ученый произвел на меня благоприятное впечатление. За. ужином мы сидели рядом и вели интересную беседу о новейших достижениях и перспективах развития науки. Я был поражен тем, как он хорошо разбирается в моей области – токах высокой частоты.
…эта последняя словесная перепалка была жарче предыдущих споров за карточным столом. Начал ее сам Лехнович своими подсказками, он посоветовал доктору Ясенчаку, как ему разыграть пиковый шлем. Подсказывал он, в сущности, верно и, конечно, мог вывести из себя противников доктора, поскольку лишал их возможности выиграть. Да и Ясенчака он раздражал, ибо тот считал себя знатоком, не сомневался, что самостоятельно решит, как играть и выиграть, не так уж это было сложно. Я слушал и не вмешивался – как-никак, я был все-таки человеком новым. Хозяева быстро уладили спор, и пани Эльжбета увела Лехновича от столика, они стояли в стороне, о чем-то переговаривались; похоже, доцент просил прощения, даже поцеловал ей руку. |