Он понимает, как мало знали земляне, и сколь немногому они могли научиться, и сколь многое держали от них в тайне, и почему сулидорам приходилось скрываться в Стране Туманов все годы оккупации, чтобы пришельцы не поняли, что они неразрывно связаны с нилдора-ми, что они — дети и родители нилдоров одновременно. Ибо если бы земляне узнали хотя бы половину правды, они бы испытали непреодолимый ужас, поскольку их разумы закрыты один от другого, и реакция их была бы непредсказуема — за исключением немногих, кто все же сумел понять, но души большинства из них были темны и одержимы демонами, подобно Курцу.
Он с облегчением осознает, что время, когда нужно было притворяться, для этого мира миновало, и больше не нужно ничего скрывать, что сулидоры могут вернуться в края нилдоров, не боясь, что тайна повторного рождения может случайно раскрыться тому, кто не сможет вынести этого знания.
Его переполняет радость, что он пришел сюда, что он прошел испытание и теперь свободен. Душа его открыта, он заново родился.
Он опускается и вновь соединяется со своим телом. Он снова осознает, что лежит в окутывающем его желатине, на холодном полу, в темном помещении, прилегающем к длинному коридору, внутри розово-красной горы на странной, чужой планете. Он не встает. Его время еще не пришло.
Он отдается звукам, цветам, запахам и ощущениям, которые наполняют Вселенную. Он позволяет им нести его обратно, и невесомо плывет вдоль потока времени; вот он — ребенок, глядящий в ночное небо и пытающийся сосчитать звезды, а вот он неуверенно пьет змеиный яд вместе с Курцем и Саламоне, а вот он поступает на службу в Компанию и говорит, что его самое большое желание — способствовать расширению земной империи, а вот он обнимает Сину на тропическом берегу в лучах нескольких лун, а вот он встречает ее впервые, а вот он просеивает кристаллы в Море Песка, а вот он садится верхом на нилдора, а вот он со смехом бежит по улице своего детства, а вот он направляет лучемет на Седрика Каллена, а вот он поднимается на Гору Возрождения, а вот он вздрагивает, когда в комнату входит Курц, а вот он глядит на великолепную девичью грудь, лежащую на его ладони, а вот он ступает под лучи чужого солнца, а вот он склоняется над распухшим телом Генри Дикстры, а вот… а вот…
Он слышит звон могучих колоколов.
Он чувствует, как вся планета вздрагивает и поворачивается вокруг своей оси.
Он видит танцующие языки огня.
Он касается основания Горы Возрождения.
Он ощущает вокруг себя души нилдоров и сулидоров.
Он различает слова гимна, который поют сулидоры, и поет вместе с ними.
Он растет. Сжимается. Горит. Дрожит. Меняется.
Он пробуждается.
«Да, — говорит чей-то низкий, сильный голос. — Выходи. Пришло время. Встань. Встань».
Глаза Гандерсена открываются. Его ошеломляет волна разноцветных вихрей перед глазами. Проходит несколько мгновений, прежде чем к нему возвращается способность видеть. У входа стоит сулидор.
— Я Ти-мунили, — говорит сулидор. — Ты вновь родился.
— Я знаю тебя, — говорит Гандерсен. — Но не под этим именем. Кто ты?
— Коснись моей души, и сам узнаешь, — предлагает сулидор.
Гандерсен касается его души.
— Я знал тебя, как нилдора Срин'гахара, — говорит он.
Глава семнадцатая
Гандерсен оперся на лапу сулидора, и, еще неуверенно шагая, покинул зал повторного рождения.
— Я изменился? — спросил он в темном коридоре.
— Да, очень, — ответил Ти-мунили.
— Как? Каким образом?
— Ты не знаешь?
Гандерсен поднял руку и пригляделся — пять пальцев, как и раньше. |