Красиво, должно быть.

А с другой стороны, оно-то глядеть красиво, но с птицей пойди-ка договорись. Взлетит и обгадит. И пущай сие к деньгам — верная примета, — но навряд ли невестушка, которой такое приметится, рада будет. Тут же ж голуби к ногам нашим слетелись, пихают один одного, что бояре думские, да кланяются, жалятся на судьбу.

— Но предупредить нас не сочли нужным. — Арей кулаки стиснул. — Кинули гадюк пару, и думай теперь, чего с ними делать. Избавиться? Это если доказать выйдет, что они уже не люди. А так… Нервы треплют? Это не преступление. Но держись от них подальше.

— Кирей…

— И от него тоже. Мутит он что-то, а что — не пойму. — Арей поскреб лоб и пожаловался: — Рога лезут… все не вылезут никак. И болит, и свербит.

— Почесать?

— А и почеши. — И голову наклонил, чтоб, стало быть, чесать сподручней было.

Я и поскребла. Надо же, два махоньких пятнышка на лбу проступили, красные, навроде лишайных, только еще припухлые. А под припухлостью этой тверденькое чуется.

Вот же ж, не один, так другой… Видать, на роду мне писано было мужа рогатого заиметь.

— Хорошо… — Арей еще ладонью раскрытой лоб погладил. — Чувствую себя знатным козлом…

Я перечить не стала. Коль чувствуется человеку, то отчего б и нет?

— Когда поедем… вот. — Он вытащил из кармана колечко медное, золотой проволокой обернутое. — Я, конечно, не мастер, да только эти годы не зря хлеб ел. Понимал, что только руками своими жив и буду. Вот и делал кое-что на заказ. А это и для себя… для тебя.

И сам колечко на палец нацепил.

А в проволоке камушки крохотные стеклянными осколочками блестят. Или не осколки, но роса будто бы? И сама проволока, в медь вплавленная, узором идет предивным, словно одна руна в другую перетекает. Гляжу, и… и узор плывет, меняется.

Вот руна старшая Хааль, которая есть защита и основа. Вот троица младших… Или привиделись лишь? Мелькнули и исчезли в золотых волнах.

— Защита. В том числе ментальная. Пока ты носишь, ни одна нелюдь к тебе и близко не подойдет. Ты, конечно, сама справляешься прекрасно, только… мне спокойней будет. Ладно?

Раз так… да и не только спокойствия ради. Колечко — это дар особый. Сестрам кольца не дарят.

— Спасибо.

Я колечко примерила.

Со страхом — а ну как не в руку придется? Случается такое, а это верная примета, что не будет в семье ладу, мол, сама Божиня знак дает, что не по себе невесту берешь. Аль жениха.

Нет, скользнуло колечко на мизинец, обняло теплом ласковым.

— Пожалуйста. — Арей улыбнулся так… открыто. — Я все сделаю, чтобы тебя уберечь.

ГЛАВА 4

Где еще сборы ладятся

День пятый.

Дорогая моя Ефросинья Аникеевна, пишет тебе внучка твоя, надеюсь, еще любимая, но всяко единственная. Челом бьет и справляется о твоем здоровьице. Ладно ль доехали? Легка ли была дорога? Мягки перины? Крепок ли возок? Мне-то добрые люди сказывали, что, мол, на Выжнецах вы трактир изволили покинуть, поелику собака трактирщикова вас облаяла матерно, с того и оскорбились и в чистом поле ночевали. А сие для вашего здоровья нынешнего не есть пользительно.

Я перышком нос почесала, мысля, как дальше письмо писать. Третье уже… Не знаю, что бабка моя с первыми двумя сделала и дошли ли они вовсе до Барсуков, но вот… пишу.

И надеюсь, что очуняет она.

Одумается.

И сама ж над собой, столичной особой, посмеется еще. А я, коль буде милостива жизнь, посмеюсь разом с ней.