— Румберг, вот что, принеси большой таз и кипяток, а еще горячий пунш. Я замерз, мне нужно согреться, — отдал я распоряжение вошедшему следом слуге.

— Пунш, это можно понять. Но таз? И кипяток? — он удивленно уставился на меня.

— У меня ноги как лед, я хочу их в горячую воду засунуть, чтобы согреть. Да воды простой не забудь, чтобы не совсем уже в кипяток пятки совать. И поесть что-нибудь, — в ответ на этот приказ живот протестующе забурлил.

— Вы стали лучше говорить по-русски, ваше… ваша светлость. Вы практиковались? — Румберг наморщил лоб, пытаясь понять, как так произошло.

— Ага, в карете. Мне же надо было что-то делать, когда я там один сидел, — я дрожащими руками пытался расстегнуть проклятую пуговицу на плаще.

— Это очень, очень похвально, — одобрительно кивнул Румберг.

— Я знаю, — пробормотав, я поднял на него взгляд. — Что мне нужно сделать, чтобы ты уже пошел выполнять приказ?

— Конечно, ваша светлость, уже бегу, — и он открыл дверь, столкнувшись с Корфом. — Ваша светлость, а барона Корфа вы тоже не хотите видеть?

— Барона Корфа, говоришь? — я задумался. По тому разговору было в принципе ясно, что этот самый Корф, скорее всего, и был за мной послан. Потому что он постоянно обращался к Бергхольцу по любому поводу, если это касалось меня, так что, к моим воспитателям он отношения точно не имеет. Только вот надо ли ему показывать, что я понимаю русский язык и лишить себя тем самым уникальной возможности подслушивать, что они говорят? А, с другой стороны, Румберг меня только что сдал, обращаясь как раз-таки на великом и могучем. Ну тут все ясно, мышцы, рост, ума бы побольше кто отсыпал. А, с другой стороны откуда-то он все-таки выучил русский. Значит, не такой уж и тупой. И мне край надо с кем-то поговорить. Чтобы хотя бы иметь представление о том, что вообще вокруг происходит. — Ладно, пускай зайдет. Но только один. Остальных я видеть не желаю.

Корф зашел, настороженно оглядываясь по сторонам. Невысокий, склонный к полноте, еще в общем-то нестарый мужчина смотрел на меня настороженно.

— Ваше высочество… — проговорил он по-русски, когда дверь за его спиной закрылась. — Вы не говорили…

— Ваша светлость, — перебил я его. Сейчас, когда я прислушался к себе, то понял, что произношу слова действительно с тяжелым немецким акцентом: рубяще, акцентируясь на рычащих звуках. Сейчас пойдет, а потом надо все-таки исправлять, не хочу, чтобы меня за немчуру постоянно подписывали. — Я граф Дюкер, вы не забыли?

— Да-да, граф, извините, — Корф протер лоб платком и, не дожидаясь моего приглашения, опустился на стул. Я невольно нахмурился и сложил руки на груди, но ничего не сказал. Кто его знает, может быть барон вполне может перед герцогом рассиживаться. — Вы не говорили, что практикуете русский язык, хотя того же Румберга я к вам приставил, потому что ему довелось служить в Российской империи, и он вполне может с вами говорить на этом необычайно сложном языке…

— Бросьте, барон, — я снова принялся расстегивать плащ, и на этот раз мне это удалось. Аккуратно повесив плащ на спинку стула, я швырнул треуголку на стол, и Корф, проследив за ее полетом перевел взгляд на мои волосы, не покрытые париком, невольно приподнял брови, но никак не прокомментировал то, что увидел. — Вы сейчас начали блеять что-то только потому, что внезапно осознали одну вещь, я прекрасно понимал все это время, как вы злословите обо мне, но ничего, я не в обиде. Буду. И даже тетке не расскажу, если вы меня хорошо об этом попросите. И о том, как вы о ней довольно-таки неуважительно отзывались, и про незаконно свергнутого императора…

— Тише, ваше высочество, тише.