Дверь в церковь была не заперта, а возле алтаря, как раз напротив престола стоял молодой священник, который глядел на нас с некоторым беспокойством и одновременно смирением. Он был так молод, что я всерьез засомневался в его сане.

— Могу я узнать, с чем вы явились в дом Господин в сей поздний час? — голос его звучал спокойно и твердо, как и положено священнику.

— С миром, отец, — я остановился недалеко от него. — Могу я узнать, имеешь ли ты право совершать обряды Господни?

— Меня рукоположил митрополит Новгородский два года уже как. Имя мое отец Михаил, — священник сделал шаг мне навстречу. — Что тревожит тебя, чадо?

— Грешен я, отец Михаил, прощение хочу получить, — я сам не знал, зачем сюда притащился. Но в этой маленькой церквушке, мне внезапно стало покойно. Когда я изучал катехизис, то в обязательном порядке посещал храмы, но огромные, великолепные сооружения, богато украшенные и невероятно пафосные не внушали мне никаких праведных чувств, я туда ходил только потому, что так было надо. а вот здесь все стало совершенно неожиданно совсем по-другому.

— Бог простит, чадо, — и он перекрестил меня. Я же, оглянувшись по сторонам, прохромал почти до алтаря и медленно опустился на колени.

— Я хочу православие принять, отец, что для этого нужно сделать? — тихо задал я вопрос, только сейчас осознав, что ради этого и пришел в церковь. Тетка хотела превратить это таинство в шоу, роскошное и достойное наследника престола. Я же хотел унести с собой вместе с крестом нательным крупицу покоя, который ощутил здесь.

— Ты хорошо подумал, сын мой? — молодой священник стал предельно серьезен.

— Да, у меня было время, чтобы подумать.

— Тогда ты должен исповедаться, и выбрать имя. После этого можем приступать.

— И все? — я смотрел на него с недоверием, лихорадочно размышляя, как буду исповедоваться.

— Да, — отец Михаил сдержанно улыбнулся.

— Как так получилось, что вы стали священником, отец Михаил? Вы кажетесь мне слишком молодым для сана, — я все же задал этот вопрос.

— К Богу приходят разными путями. Ты ведь принял решение ночью не просто так. Да и на постоялом дворе нынче слишком шумно было, — отец Михаил снова скупо улыбнулся.

— Вы правы, отец Михаил, — я обернулся на вытаращившегося на меня Лопухина и мнущегося, явно незнающего, что делать, Криббе. — Выйдете ненадолго, тайна исповеди не просто так тайной называется.

Мои сопровождающие послушались довольно охотно, потому что, если уж мне самому происходящее казалось каким-то сюром, то что уж говорить о том же Лопухине.

— Итак, сын мой, ты выбрал себе имя? — отец Михаил подошел к алтарю и принялся что-то там переставлять, потом вытащил шкатулку и достал оттуда небольшой, но судя по цвету золотой крестик.

— Петр Федорович, — и я усмехнулся. Не будем гневить историю, иначе она меня все же похоронит, как едва не сделала сегодня во дворе какого-то паршивого постоялого двора.

— Что же, начнем, помолясь, — Отец Михаил сел рядом со мной, и набросил на меня часть епитрахильи. — Назови мне свои грехи, сын Божий, Петр, — я закрыл глаза и вспоминая, как учил совсем недавно, старательно проговорил.

— Исповедуюсь я, раб Божий Петр. За свою жизнь согрешил перед Господом как поступками, так и в мыслях. Мои прегрешения бесчисленны. Согрешил осуждением ближних, пустыми разговорами, ложью, клеветой, убийством ближнего своего…

* * *

Синяки все же проявились и к моменту коронации приобрели яркий фиолетово-зеленый оттенок. Хорошо еще, что глаза не украшали фонари, иначе совсем интересно было бы.