|
Брались места не одними местными обывателями, но и приезжими за тысячи верст, хотя таких, конечно, было меньше, чем первых. Перепродажа мест вызвала самую усиленную спекуляцию. Выгодные места поднялись с ничтожной цены до неумеренно высокой. Но теперь вот уже более года, как все успокоилось и охладело. Горячка приобретения пустопорожних мест прошла. Целые площади стоят незастроенными; иные места обнесены только жалкими заборами. Спекуляторы охладели к своему делу, потому что нет охотников на рискованные покупки; а рискнувшие на них, кажется, сожалеют о минутах увлечения: место застроивать нечем, да и зачем?
Что жалеть-то, когда поздно? Лучше бы не увлекаться прежде. Как ни заманчива мысль о наших великих прогрессах, о железных дорогах и пр. – все лучше бы порассудительнее быть.
А впрочем, у нас не разберешь даже и того, какое влияние, например, железная дорога будет иметь даже на скорость сообщений. У нас законы природы, законы пространства и времени как-то определяются совсем иначе, чем в других местах. У нас телеграф передает депешу по пяти, по шести дней, эстафета из Херсона, отправленная 5-го числа (как недавно объявлялось), приходит в Одессу 20-го, открыли теперь дорогу от Москвы до Владимира – езда от Москвы до Нижнего сделалась затруднительнее и дольше прежнего. Прежде почтовый экипаж привозил вас из Нижнего в Москву в 36–38 часов; теперь вы едете 40 часов до Владимира, а здесь должны ночевать, потому что почта, отправляясь из Нижнего утром, приходит во Владимир вечером, а железная дорога уходит в 2 часа пополудни. Таким образом, с открытием железной дороги сообщение Нижнего с Москвой замедлилось на целые сутки – не говоря уж о тех мучениях, которые выносит проезжающий на отживающем свой век шоссе между Владимиром и Нижним.
Однако я замечаю, что начинаю сбиваться на тон фельетонов «С.-Петербургских ведомостей», и это меня привело бы в немалое сокрушение, если бы я не сам первый это заметил. А вы, вероятно, и после моей оговорки еще не вдруг узнаете, в чем я похожу на фельетониста «Ведомостей»?.. В общем тоне, в пустоте содержания, в отсутствии новых и живых идей?.. Нет, совсем нет: в этом-то все мы больше или меньше друг на друга похожи. Все болтают о пустяках – одни важно, другие игриво, одни с весенним настроением, другие с осенним, но все-таки похоже один на другого. Нет, я нахожу, что сбиваюсь на фельетонистов академической газеты переходами. Если вы читывали фельетоны «Ведомостей», то помните, конечно, замысловатость их переходов: например, фельетонист говорит о зверинце Крейцберга и к самому концу прибережет львов, а потом и перейдет: кстати о львах; львы нынешнего сезона носят… и пойдет рассказывать, что они носят… Кончив тем, что ныне не в большом ходу духи, он продолжает: кстати о других духах – и пойдет о Юме[55 - Юм – спирит, гастролировавший в 1859 г. в России.]. Рассказав, как Юм подымает на воздух тяжелые столы, опять переходит: кстати, легкий и здоровый стол предлагается в новом ресторане… И пойдет о ресторане. Выходит таким образом и разностронне и связно, да еще читатель награждается несколькими каламбурами.
Я чуть было не попал на эту колею, метаясь от осени к безденежью, от него к дорогам, от дорог к театру, от театра к общественным нравам и т. д. Но, слава богу, вовремя заметил и теперь спешу кончить…
А где же внутреннее-то обозрение? Что произошло замечательного в эти месяцы? Так и не будет об этом ничего?..
Об этом так ничего и не будет, читатели.
Примечания
<I>
Впервые – Совр., 1860, № 3, отд. III, с. 231–235, без подписи. |
