— О чем это он? — спросил Кауэрт.

— Это ссылки. Сейчас мы их посмотрим. — Библиотекарша нажала еще несколько клавиш, и на экране появились новые слова. — «Бывший студент приговорен к смертной казни за убийство девочки», «Обжалование приговора по делу сельского убийцы», «Верховный суд Флориды рассматривает дела приговоренных к смертной казни». Всё. Три статьи. Все напечатаны в издании, выходящем на западе Флориды. В нашем главном издании не публиковалось ничего, кроме последней статьи, а это что-то вроде сводки.

— Не слишком много о приговоренном к смерти убийце, — заметил Кауэрт. — А мне-то казалось, что раньше мы подробно писали обо всех душегубах.

— Теперь все по-другому.

— Наверное, мы стали меньше ценить чужую жизнь.

— Раньше убивали реже, — пожала плечами библиотекарша. — Теперь никого этим не удивишь. И вообще, ты не настолько стар, чтобы разбираться в том, что было «раньше». Наверняка семидесятые годы тебе уже кажутся Средневековьем, — усмехнулась она, и Кауэрт тоже улыбнулся. — Теперь никто не интересуется смертными приговорами. Сейчас у нас в штате в камерах смертников сидит двести с лишним человек. Каждый месяц губернатор утверждает по два смертных приговора. Конечно, это не значит, что их мгновенно казнят, — улыбнувшись, добавила Лаура. — Но ты ведь уже писал об этом статьи в прошлом году. Ты писал, что хотел бы жить в цивилизованной стране, да? — спросила она, заглядывая Кауэрту в глаза.

— Да. Я писал о том, что цивилизованная страна не может санкционировать умерщвление человека. Я написал тогда три большие статьи. Их опубликовали на первой полосе, а потом нам пришло более пятидесяти писем, авторы которых были, мягко говоря, не согласны с моей точкой зрения. Впрочем, таких писем наверняка могло быть не пятьдесят, а пятьдесят миллионов. Помню, что самые милосердные авторы требовали, чтобы меня публично четвертовали на площади. Но меня больше заинтересовали более циничные — они продемонстрировали богатое воображение, описывая мою будущую экзекуцию.

— Народ недолюбливает журналистов, — улыбнулась библиотекарша. — Распечатать тебе эти статьи?

— Да, пожалуйста… И все-таки почему меня никто не любит?

Рассмеявшись, Лаура отвернулась к компьютеру, что-то быстро напечатала, и в углу библиотеки зажужжал принтер.

— Вот, пожалуйста, — сказала она. — Ты напал на интересный след?

— Может быть, — ответил репортер, забирая пачку листов из принтера. — Этот человек утверждает, что он невиновен.

— Что же тут интересного? — хмыкнула Лаура, уставившись в компьютер. — Они все так говорят.

Журналист вышел из библиотеки.

По мере того как Мэтью Кауэрт читал статьи, у него стало складываться представление о событиях, в результате которых Роберт Эрл Фергюсон оказался в камере смертников. Статьи были довольно скупыми, но репортер все же смог составить примерный портрет этого человека. Кроме того, Кауэрт узнал, что убили одиннадцатилетнюю девочку, тело которой нашли спрятанным в кустах на краю болота.

Журналист живо вообразил себе буро-зеленую поверхность болота. Вокруг наверняка чавкало под ногами, а в воздухе витал болотный смрад. Самое подходящее место для трупа.

Потом он стал читать дальше. Девочка была дочерью сотрудника местного муниципалитета, и в последний раз ее видели живой, когда она вышла после уроков из школы. Кауэрт представил себе приземистое одноэтажное здание из шлакобетонных блоков, стоящее особняком посреди пыльного поля.