— Мне жаль, тут наши дороги расходятся.

Бролен показал рукой на стену, на которую ему предстояло забраться. Дело было не из легких.

Собака снова проглотила слюну и опустила голову.

Бролена очень удивило то, что она словно поняла смысл его слов.

— В любом случае, я не смогу тебя взять, даже если бы захотел, мне пришлось бы тащить тебя на крышу и… Да нет, это невозможно. Понимаешь?

Он еще раз погладил пса. У животного не было ошейника, наверняка псина хотела есть, умирала с голоду. Она робко взглянула на куртку Бролена.

— Мне жаль, — повторил детектив, собираясь лезть наверх.

Пальцами в перчатках он нащупал выступы между кирпичей и собирался подтянуться.

Собака легла на снег и печально тявкнула, положив голову между лапами.

Четверть часа спустя Бролен шел по тротуару Кэрролл-стрит, почти растворившись в сумраке.

За ним радостно бежала собака.

39

Посреди ночи квартира Аннабель на Бруклин-Хайтс озарилась синеватым светом. Через огромное стекло открывался вид на Манхэттен. Сквозь покрытый снегом стеклянный купол внутрь проникали лунные блики. Брэди отлично зарабатывал и выплатил почти всю стоимость квартиры, которую обожал. Точно так же, почти с ребяческим восторгом, он относился и к машине, купив полноприводный БМВ Х5 за год до своего исчезновения. И то, и другое служило безупречным доказательством, что он пропал не по своей воле, и Аннабель это знала. Любовь, которая, как нам кажется, вспыхивает в сердце партнера, часто оборачивается жестоким заблуждением. Но Аннабель не сомневалась: чувства ее мужа были искренними, пусть даже тому, кто о них ничего не знал, требовалось больше конкретики, дабы не склониться к версии обыкновенного бегства из семейного гнездышка.

Висевшие на стене кухни часы лениво показывали 01:00. Бледные холодные отсветы зимы робко отражались на паркете гостиной, создавая впечатление, что деревянная игрушечная лошадка медленно шевелится. Вазы-канопы с каскадами растений вяло покачивались на цепочках. Вдруг в замочной скважине приглушенно звякнул ключ, и в прихожей появилось усталое лицо Аннабель. Удобно устроившись на софе под сотканным в Андах пледом, мы имеем возможность остаться совершенно незамеченными. Впрочем, она не включает свет. Снимает обувь и, неслышно скользя по паркету, пересекает комнату. Ее тень падает на прикрепленные к стене снимки, все эти тягостные воспоминания. Аннабель беспечно кидает свой бомбер на стул и направляется в кухню. Распускает пучок волос, освобождая длинные косы, свободно спадающие теперь ей на плечи. Присаживается на корточки перед холодильником, открывает дверцу, и ее уставшие черты озаряются светом. Прислонившись спиной к стене, она пьет молоко прямо из картонного пакета. Горькие обрывки воспоминаний пьянят. Она часто приходила сюда посреди ночи, обнаженная, чтобы попить молока, не закрывая дверцу. После секса. Еще чувствуя на коже пот Брэди, солоноватый бархат расставания.

Мы смогли бы увидеть, как она садится на плитки пола в гостиной, вытягивая ноги, превращающиеся в бесконечные тени. Как в ночной тишине она кусает губы, и по ее щеке стекает нежная блестящая жемчужина.

Наступает момент затмения — у каждого человека есть такие минуты, — когда ему не требуется никакого ободрения, ничьего присутствия, одно лишь время способно излечить его боль. Через толстую дверь мы выбираемся в спящий город.

Пальмы… Золотистый песок, лазурное море, барашки пены мягко наползают на берег, обволакивая своим теплом щиколотки Аннабель. Он сзади, смеется, это так необычно, его рука только что легла женщине на бедро. Сильное, уверенное движение, вызывающее у нее внутри пьянящий жар — ощущение, которое она так давно не испытывала. Она медленно поворачивает голову, ее косы скользят по плечу, они — как свидетельства ее личной жизни.