Тэйер и Аннабель коротко переглянулись.

Когда Аннабель сделала знак, что они согласны, глаза шерифа вспыхнули победным огнем.

— Увидите, я не слишком хорош в логических выводах, однако, оказываясь на кухне, беру реванш…

Аннабель не слушала его — она думала о Кельвине Валентайне. Непонятно почему, она чувствовала: надо торопиться, словно встретиться с Валентайном следовало безотлагательно.

56

Брэтт Кахилл припарковался в начале Голд-стрит посреди 84-го участка на маленькой забитой машинами улочке. Помассировав виски, он выбрался на холод. Нет, так больше невозможно. Ему нужен отдых. Так или иначе, надо расслабиться, нельзя вариться в этом бесконечно. Держаться наравне с коллегами днем и быть в центре событий по ночам становилось невыносимо. Но и ударить в грязь лицом он не мог, это неправильно. Да он и сам не хотел этого. Если однажды ему придется выбирать между позором и работой, он бы предпочел второе; он уже принял решение, пусть даже само место работы придется сменить.

Он шел по тротуару в сторону управления полиции — он хорошо знал этот квартал, поскольку трудился здесь целый год — в коричневом бункере с узенькими окнами. Он обогнул патрульные машины — белые, накрытые снежным покрывалом «Форд Краун Виктория», на дверцы которых был нанесен девиз «Вежливость — Профессионализм — Уважение». Кахилл вошел в здание участка — он понимал, что его бы в любом случае отправили сюда: именно здесь хранились все улики, найденные у Шапиро во время обыска. Перед входом в серое пятиэтажное здание, которое якобы давным-давно реконструировали, как и многие другие полицейские учреждения в этом городе, были свалены белые и синие мусорные мешки.

Кахилл миновал холл, расстегнув шерстяное пальто, под которым обнаружился безукоризненный костюм. Если у него еще хватало времени забрать из чистки костюмы, значит, ситуация не столь уж безысходная, пошутил он про себя.

Показав удостоверение, он коротко объяснил, что ему нужно; дверь подземного хранилища открылась, и он оказался в комнате с высокими стальными этажерками, заваленными документами. Дело Шапиро лежало в панках под номерами 1–36. Описи еще не было: прошло слишком мало времени.

Брэтт Кахилл принялся рыться в коробке, между кассетами с отвратительным содержанием и отчетом о татуировке. Дневник действительно нашелся, но никакого кожаного футляра и в помине не было. Кахилл сердито выругался.

Вернувшись в машину, он отправился в сторону Флэтбуш-авеню, проехал мимо мрачного, голого массива Проспект-парка и пересек Кенсингтонский квартал, двигаясь к Парквиллю и 19-й авеню. Он остановился в крошечном тупичке, вклинившемся сбоку в коммерческую дорогу.

Выйдя из машины, он убедился, что вокруг никого — тупик был пустынным, — и прошел к черному входу в дом Шапиро. Сломав печати на двери, забрался внутрь. Агент Кил всем своим видом дал понять, что дневник очень важен, посему инспектор не переживал по поводу своего вторжения: главным сейчас был дневник.

Кахилл сразу же поднялся на второй этаж. Вначале он заглянул в комнату, покопавшись в вещах, которые копы не стали забирать. Озадаченно бормоча себе под нос, перебрался в соседнее помещение. Сделав по нему круг, он не обнаружил ничего, что хотя бы отдаленно напоминало записную книжку Лукаса.

Кахилл спустился вниз и принялся прочесывать гостиную, перевернул несколько журналов, заглянул за софу… Воздух здесь был тяжелым: панели на стенах, да еще и дурманящий запах лаванды. Кахилл не мог удержаться от мысли обо всем, что тут происходило, о жестокости в отношениях между Лукасом и его сестрой, непристойных сценах физических и моральных пыток.

И вдруг он его увидел.