Народ стал пробираться на Краснопресненскую набережную к Белому дому. К ночи там собралась огромная масса людей. Они, выходцы из самых разных слоёв общества, сооружали баррикады из скамеек, всевозможных труб, заборов, спиленных деревьев. Там были старики и молодёжь, и все они ждали наступления танков и готовились умереть под гусеницами и от автоматных пуль, и никто из них не соглашался опуститься на колени перед ГКЧП. Не только в Москве, но по всей стране прокатилась волна протестов, всюду на улицах виднелись наскоро написанные плакаты: «Фашизм не пройдёт! Долой путчистов!», но именно Москва в те дни стала символом сопротивления, во главе которого стоял Борис Ельцин.
Люди не желали возвращаться в прошлое. Внезапно стало абсолютно ясно, что начавшиеся в стране перемены, несмотря на опустевшие магазины и неясное будущее, были желаннее хорошо знакомой советской действительности. Право говорить вслух и открыто выражать собственное мнение без боязни «получить срок» за антисоветскую агитацию оказалось важнее мифического «светлого будущего»…
На третий день противостояния члены ГКЧП помчались в Форос к Михаилу Горбачёву. Следом вылетели соратники Ельцина, и зачинщики переворота были арестованы. Страну захлестнуло продолжительное ликование. День за днём перед Белым домом собирались многотысячные толпы, с балкона не переставали звучать речи о свободе и независимости, аплодисменты раскатывались, как шум моря. И с каждым днём в трезвых умах рождался один и тот же вопрос: «Как долго будет продолжаться этот праздник победы? Когда же вы займётесь делом?..»
Год 1991-й от Рождества Христова принёс России новых правителей. Им нравилось обличать свергнутую власть, хотя сами они были ею вскормлены и взращены. Но как всякий подлец без колебаний отрекается от своей матери, так и они с лёгкостью отреклись от прежней страны. Они обожали покрасоваться перед журналистами, страстно любили взбираться на революционную трибуну, слушать восторженные вопли толпы и в угоду этой толпе сбрасывать прежних идолов с пьедесталов.
В декабре 1991 года руководители России, Украины и Белоруссии встретились в Беловежской пуще и подписали соглашение о создании так называемого содружества независимых государств и об упразднении союзных органов, что фактически означало конец СССР. Через два дня Верховные Советы республик в спешном порядке ратифицировали Беловежское соглашение. Руководители союзных республик торопились стать верховными правителями своих новоявленных королевств, где с торжествующим злорадством зазвучали речи о «долгожданном освобождении от власти русских оккупантов». Как по мановению волшебной палочки, во всех бывших республиках СССР началась травля русского населения.
Россия же занималась собой. Предательский шаг по отношению к Отечеству, разваливший великую державу, был преподнесён народу как очередное революционное завоевание. Начался стремительный передел собственности. Реформаторы всех мастей стаями кружили вокруг Ельцина, спеша урвать при разделе добычи куски пожирнее. Приватизацию в народе называли не иначе как «при-хватизация» – такого невероятного по наглости и размаху воровства Россия ещё не знала. Страна кубарем летела в пропасть нищеты, разрухи и преступности. А политики продолжали драться за власть. Битва за президентский трон велась беспощадно. С телевизионных экранов хлынули потоки компрометирующих материалов, депутаты всех возрастов и рангов поливали грязью окружение Ельцина, а из Кремля ожесточённо и жёлчно клеймили своих оппонентов. Недавние соратники быстро превратились в заклятых врагов. Верховный Совет, недавно с готовностью ратифицировавший Беловежское соглашение, теперь выступил против Бориса Ельцина…
Потерявший терпение Ельцин подписал указ о роспуске парламента, в Белом доме были отключены вода, отопление и электричество, вокруг появились колючая проволока и милицейское оцепление. Милиционеры не были вооружены, но всё-таки это был кордон. |