Керсти невольно вздрогнула.

Не глядя на нее. Макс продолжал:

— Только помолчи, пожалуйста. Молчи — или я за себя не ручаюсь. — Он ненадолго умолк и вдруг выпалил:

— Я ненавижу себя! Ненавижу себя нынешнего! Но стал я таким благодаря тебе.

«При чем здесь я?» — подумала Керсти. Она провинилась лишь в том, что полюбила его, а это от нее не зависело. Но, даже любя его, она не сделала ни шага ему навстречу — он сам к ней пришел.

Макс приподнялся, чтобы снять сюртук, но, очевидно, передумав, потом опять откинулся на спинку кресла. Керсти взглянула на него вопросительно, но он, казалось, о чем-то задумался.

Одна… Да, Макс прав: она осталась одна. Если бы он обнял ее сейчас, если бы поделился своим теплом, своей силой…

Похоже, он забыл о ее присутствии.

По его словам, он пришел дать ей то, чего она желает. Она не так уж наивна и понимает, что он имел в виду: Макс пришел, чтобы сделать ее своей любовницей. В другое время близость с ним стала бы чудеснейшим моментом ее жизни. Но не сейчас — сейчас он в ярости.

Макс был дьявольски красив в своей белой льняной рубашке. В его растрепанных рыжеватых волосах вспыхивали яркие искры — отблески пламени, и такие же отблески плясали на темно-рыжей щетине, покрывавшей его щеки и подбородок.

Она хорошо знала этого мужчину и нуждалась в его силе.

О, если бы он обнял ее — крепко-крепко, чтобы стало трудно дышать!

Керсти знала, что отступать ей некуда. Пусть ее поведение считают предосудительным, но она сумеет справиться со своими новыми обязанностями, а заодно научится не обращать внимания на косые взгляды слуг и знакомых. Конечно же, к ней будут относиться с презрением, но выбора у нее нет.

Макс закрыл глаза; фляжку же по-прежнему держал в руке, у живота. Минуту спустя он заснул.

Керсти с облегчением вздохнула и, осторожно поднявшись с кресла, прошла в спальню. Там она взяла свою лучшую ночную рубашку — из белого ситца, с маленькими розочками, вышитыми по вороту. Вырез горловины — довольно широкий, чтобы можно было надевать рубашку через голову, — завязывался на тесемки из той же материи. Рубашка была необъятной, со множеством мелких складочек под кокеткой и с кружевом на манжетах. Это кружево извлекли со дна сундука, стоявшего у кровати Гейл.

Керсти сняла платье и надела ночную рубашку. Потом подошла к зеркалу, расплела косы и принялась расчесывать волосы, блестящими волнами рассыпавшиеся по плечам.

Несколько минут спустя она отложила гребень и задумалась: что же теперь?.. Взглянула на кровать. Если сейчас лечь, то Макс просто-напросто проспит до утра в кресле, а потом уйдет — с непременной головной болью.

Но она так нуждалась в утешении! Может, уговорить его лечь с ней, как в ту ночь? Он как следует выспится, а утром, если у него все же разболится голова, она за ним поухаживает.

С замирающим сердцем Керсти вернулась в гостиную.

Макс уже не спал.

Она растерялась. Не уйти ли обратно в спальню?

— Чем тебе помочь. Макс? Тебе плохо, ты должен отдохнуть.

Он склонил голову к плечу и окинул ее оценивающим взглядом. Ее обдало волной жара.

Керсти вспыхнула. «Может, соблазнить его?» — промелькнуло у нее неожиданно.

При мысли об этом она почувствовала головокружение.

Ей приходилось наблюдать, как женщины кокетничают с мужчинами, но она не решалась им подражать из страха показаться глупой.

Керсти улыбнулась и подошла к Максу.

— Пойдем, — сказала она, протягивая руку. — Ты разденешься и ляжешь в постель. У меня есть вода и мыло. Если хочешь, я тебя умою, а потом ты как следует выспишься.

Макс поднял брови.

— А ты, оказывается, соблазнительница! Даже в этой детской ночной рубашке и босиком! — Он подался вперед и приподнял подол ее рубашки, обнажив щиколотки.