— Нет, не завидное, — отрезала Пыталова, — Ладно, Нагибин, мы проверим вашу информацию. И я очень надеюсь, что вы нам не соврали.

Я уже снова собирался уйти, но мне опять не позволили.

— Оставьте нас, — неожиданно приказала Пыталова своим генералам.

Усатые генералы переглянулись, а потом вышли из комнаты.

А вот это мне уже совсем не понравилось. Оставаться наедине с двумя трупами китайцев и шефом политического сыска по фамилии Пыталова мне совершенно не хотелось.

Княгиня решительно встала из-за стола, слишком бодро для её пожилого возраста.

Я догадался, что вот теперь мне зададут по-настоящему важный вопрос.

— Что вам сказало Чудовище? — спросила Пыталова, её старушечьи глаза смотрели прямо на меня и почти превратились в щёлочки. Но жмурилась княгиня не от близорукости, этот взгляд означал угрозу.

— Что сказало? — переспросил я, — Ну, Александр-Николай хотел, чтобы мы поддержали его претензии на престол. Но мы, конечно, как верные патриоты России, наотрез отказались помогать узурпатору…

Никаких визуальных эффектов магии заметно не было, но я явственно ощутил, как сейчас в меня вливается нечто очень темное. По ощущениям это было как простуда, у меня вдруг поднялась температура, тело бросило в жар, кости заломило, а руки у меня против моей воли задрожали.

Я понял, что княгиня давит меня своей аурой. В отличие от всех остальных магократов, с которыми мне пришлось встретиться в этом мире, у Пыталовой аура была невидимой. Невидимой, но жуткой и мощной.

Я попытался активировать собственную магию, но ничего не вышло, только сильно кольнуло в голове, как будто княгиня пыталась ухлопать меня инсультом.

— Бесполезно, Нагибин, — холодно заметила Пыталова, — Так что без фокусов. Вы подтерли видео, но мне известно, что Багатур-Буланов перед смертью вам что-то сказал. Что именно?

Вот это было уже интересно. Знать, что неудавшийся Император говорил со мной перед тем, как умереть, могли только мои соратники — Шаманов, Головина и эфиоп. Все враги в этот момент были уже мертвы или в отключке, а Пушкин вообще валялся в саду за окном.

Так что сдать меня Пыталовой мог только кто-то из своих. Я бы поставил на эфиопа.

Тем не менее, я не намерен был отвечать на этот вопрос княгини.

— Да ни хрена он не сказал, — заявил я, — Что он вообще мог сказать? Его же разрубили пополам. В таком состоянии особо не поболтаешь.

— Меня не устраивает такой ответ, — без обиняков призналась Пыталова.

Боль в голове усилилась, теперь у меня уже началась настоящая лихорадка. Жар был таким, что я весь взмок. Заболел живот, а кости заломило так, как будто их перетирали в порошок.

Колени у меня подогнулись, вместе с болью навалилась слабость, я едва стоял на ногах. Боль возрастала, медленно, но неуклонно. Наверное, нечто подобное ощущает героиновый наркоман во время ломки.

Я теперь понял, что делает со мной магия Пыталовой — она просто отключила все мои мозговые центры, ответственные за подавление боли, так что я теперь ощущал каждый свой сустав, каждую частичку тела. И ощущения были неприятными, через несколько секунд у меня болело уже буквально всё.

Я чувствовал, как моя собственная кровь распирает и причиняет боль моим же венам и артериям, как трутся друг о друга мои кости.

Я попытался собраться, но о том, чтобы в таком состоянии активировать магию, не могло быть и речи.

Я, конечно, все еще мог просто дать старушенции в морду, но за это меня вероятно просто убьют. А смерть в мои планы на сегодня не входила.

Кроме того, я не привык избивать пенсионерок.