Это физически невозможно. Древний запрет…
— Я единственный, кто здесь вводит з-запреты, — проговорил Павел Павлович и сделал контрольный выстрел в голову уже и так мёртвой Пыталовой.
Корень-Зрищин видел Императора насквозь, таков уж был родовой дар Корень-Зрищиных. На самом деле Корень-Зрищин всегда его видел, всю гниль внутри этого человека, называвшего себя Императором. Но канцлер никогда и подумать не мог, что это гниль пролезет наружу столь отвратительным образом.
— Ты верно мне служил, Корень-З-зрищин, — сказал тем временем Государь.
— Что? — до Корень-Зрищина не сразу дошёл смысл сказанного.
— Соколов т-теперь глава Охранного Отделения, — сообщил Павел Павлович, махнув пистолетом в сторону Соколова.
Буревестник на плече у Соколова громко вскрикнул, а сам Соколов в порыве подобострастия рухнул на колени.
— Я не подведу вас, Государь! — воскликнул Соколов.
И тогда Корень-Зрищин понял, что для Соколова всё только что произошедшее не было сюрпризом. Он знал. Он и пришёл сюда за этим назначением, зная что его шефа Пыталову убьют.
— А ты верно служил мне, князь, — повторил Император.
— Тогда за что? — в ужасе пробормотал Корень-Зрищин.
Павел Павлович направил ему в голову пистолет.
— Мы имеем врагов внутренних. Мы имеем в-врагов внешних. Об этом нельзя з-забывать, товарищи, ни на одну минуту, — медленно проговорил Император, зачем-то подражая кавказскому акценту.
Это явно была цитата, но Корень-Зрищин не знал, откуда она, и к чему Император её сказал. Канцлер не был врагом, он честно служил Павлу Павловичу.
Точнее, тому человеку, который выдавал себя за Павла Павловича…
— Самозванец! Двойник! — заорал Корень-Зрищин, активируя магию.
Но было слишком поздно, грянул выстрел, и через мгновение канцлер был уже мёртв.
Как его тело падает на пол, он уже не почувствовал.
***
Открыв глаза, я осознал, что лежу на полу в каком-то помещении, не в блинной, а в другом.
Значит живой, и то хорошо. Трупы факт лежания на полу обычно не ощущают, да и глаза они открывают редко.
Спину все еще жгло, но теперь терпимо.
Я поднялся на ноги и осмотрелся. Я находился в какой-то маленькой комнатке, за окном был переулок, тот самый, по которому я гнался за Корень-Зрищиным.
Я был раздет до пояса, а моя спина воняла чем-то мерзким, судя по всему, её полили лекарством.
Мои мундир, маска Гришки Отрепьева, майка, сорочка и масонский балахон, отжатый у Огневича, валялись рядом. Взяв в руки свой шмот, я осознал, что всё это время бегал с голой спиной. Дело в том, что вся моя одежда на спине была сожжена дотла. Мда, всё таки мощно меня саданули, такого я раньше не видал.
В комнатке было зеркало, так что, осмотрев в нём спину, я убедился, что она вся розовая, кожа только недавно регенерировала. То есть бегал я со спиной, даже не прикрытой кожей.
Дверь комнатки распахнулась. Я уже было хотел сразу же вшатать вошедшему, но это оказался Ван дер Верф, владелец лавки магических артефактов, которого прошлой ночью пытались убить масоны.
Вслед за ним вошёл Шаманов, уже без маски Бориса Годунова.
— Кто это меня так? — спросил я, демонстрируя мою только что начавшую заживать спину.
— Я полил вас раствором крови дриады, восьмипроцентным, — ответил Ван Дер Верф, — Исключительно дорогое средство, флакон стоит, как сотня холопов. Но раны, нанесенные чистой магией, лечит только она.
— Спасибо! — я искренне поблагодарил голландца, — Но я спрашивал, кто меня так отделал? У этого парня был огненный шар на клановом гербе и явно уникальные способности. |