Освобожденная лапа вздернулась вверх и затрепетала, отряхивая остатки снега с густых игл.
Коль осторожно спустился – сердце заходилось и чуть темнело в глазах. Постоял, выравнивая дыхание, затем медленно нагнулся, зачерпнул горсть снега. Стал катать по ладоням – ладони быстро стыли, как у настоящего старика. Крови‑то совсем не осталось… Пользуясь тем, что Макбет не видит, тщательно прицелился, бросил в ту же сосну. Попал Маку в затылок. Тот резко обернулся, изумленно засмеявшись; заломил руку, выковыривая снег из‑за шиворота.
– Прости, – сказал Коль, скрипнув зубами.
– Какая точность! А говоришь – квелый!
– Ты что, издеваешься? Я же в дерево кидал!
Так и стояли. Потом, глубоко проваливаясь в светящийся снег, Макбет подошел к своему скорди. Скорди был маленький, яркий, точеный.
– Не улечу я никуда, – буркнул Коль.
– Самое тебе время бы на юг податься, – отозвался Макбет, оборачиваясь. Гладил и ласкал машину, как любимую лошадь. – Ориуэла – это в Испании. Там еще купаются…
– Скорди она подарила?
Макбет опустил голову.
– Это ничего не значит, – ответил он глухо. – Сейчас легко делать подарки. Раньше… подарил, скажем, машину – ого! Теперь ценно лишь то, что сам сделал. Книга, открытие… Картина…
– Зазяб я, – проговорил Коль.
– А? Да, конечно, прости. Пошли внутрь, хватит на первый раз. Да и обедать пора.
Он быстро сготовил еду. Сели обедать.
– Ты обо мне не думай, – говорил Коль, дожевывая. – Приехал по лесу бродить – броди. Лыжи есть, в сарае стоят. Рук на себя накладывать я не намерен – понимаю, как тебе было бы обидно: первый пациент взял да и зарезался. И я вокруг скита поброжу…
– Я с тобой?
– Не стоит, Мак. Вырежь мне только тросточку под руку – и порядок.
Макбет с готовностью встал из‑за стола, на ходу вытаскивая из кармана нож. Трость была готова через десять минут – суковатая, пахнущая снегом и смолой – любому лесовику впору.
– Больше не нужен?
– Да нет пока. Спасибочки…
– Я тогда пойду к речушке пробегусь. Найду ли через полгода, интересно.
– Лети, милок, только не заблудись.
Интересно, как он воспринимает такое вот предостережение, ведь в душе я совершенно не беспокоюсь, что он заблудится. Автоматически вылетающая фраза заботы без эмоционального наполнения. Чувствует боль?
Ладно. Кто‑то должен был умереть – я или мой стыд.
Слышно было, как, надевая широкие снегоступы, Макбет что‑то поет себе под нос. Потом голос его стал удаляться. Пропал.
Коль открыл шкаф. Достал мундир. Встряхнул – звякнула звезда. Кажется, не заплесневел.
Переоделся. Руки едва слушались, но слушались все же. И на том спасибо. Сверху натянул доху. Вышел на крыльцо. С силой припадая на трость, увязая в снегу, подошел к своему скорди. Натужно сдвинул горб снега с колпака. Чуть задыхаясь, проговорил:
– Здорово, служивый.
– Так что, ваше высокоблагородие, – ответствовал скорди, – здравия желаем на многие лета.
Коль качнул головой.
– Не помер я, вишь.
– Моими молитвами едино.
– Это они тебя приставили хамить и черт‑те каким языком изъясняться?
Скорди помедлил.
– Они.
Коль опять качнул головой. Усмехнулся печально.
– Вот дурачки… И этого ты сюда звал?
– Никак нет, сами изволили.
– Открой‑ка мне.
Фонарь легко откинулся назад. Коль с трудом перевалил дряблое тело в кабину. |