Наконец он дождался последнего «китайского» предупреждения — ротному он надоел хуже горькой редьки. Где-то с неделю Степной вёл себя примерно, со своими пассиями встречался на КПП, причём в разное время, иногда просил кого-нибудь из нас сходить к его подружке, томящейся в ожидании и запугать, дескать, Вова убыл для выполнения какого-то важного секретного задания. Причём он имел столько двойных фамилий, что в назначенный день оставлял на тумбочке дневального записку следующего содержания:

«Если позвонят с КПП и спросят Калашникова, Птурса, Коленвалова, Бандераса, Грачёва, то позвать Степного».

Иногда дневальные ошибались и вместо Степного шло какое-нибудь тело, потом долго удивлялось, кто же его вызывал. Однажды я стоял в наряде дежурным по КПП и вызвал Степного на КПП следующей фразой:

— Там к вашему Степному теща и жена с ребенком пришли, пусть на КПП выдвигается.

Степной услышав это от дневального забился в туалет и попытался жить там, гадая откуда же узнали его настоящее ФИО. Когда я сознался в шутке, Вова даже не обиделся, так он был рад, что мистификация раскрылась.

Однако время шло, наш ротный командир удостоверился в полной лояльности Степного, а после того как Вова за собственный счёт приобрёл в ротную канцелярию новые обои, ротный окончательно расслабился и стал отпускать иногда его в увольнения. Как-то на одной очень удачной свадьбе мы с ним познакомились с весьма аппетитными девушками и одна из них настолько запала ему в душу, что он перестал обращать внимание на других. Однако Вова попал в капкан, расставленный собственными руками — в самоходы он ходить боялся, помня угрозу ротного об отчислении. Увольнения были не столь часто, во время увольнений он с подругой просто гулял по улицам, тупо тратя скудную курсантскую стипендию. И вот погожим весенним деньком данная подруга пришла к Вове на КПП и сообщила, что завтра с утра и до вечера родителей её дома не будет и она с нетерпением будет ждать своего сладострастного мачо. Степной заволновался загрустил, такой шанс и мимо!

Вечером после отбоя Вовочка заперся в мою каптерку и начал жаловаться на создавшуюся ситуацию. Немного подумали, попили принесенного одним ярым «должником» пивка, поели копчёной ставриды.

— Слушай, — говорю я, — А ты завтра во время второй пары и смотайся к своей подруге.

— Как смотайся? — удивился Степной.

— Да всё очень просто, завтра вторая пара тактика, лекция. Препод, ты сам знаешь, личный состав проверяет по журналу, за тебя крикнут «Я!», он и считать не станет. Лекции он как ведёт? Почитает, почитает да и уйдёт куда-нибудь до конца занятий, а потом английский, ты же тоже в моей группе, я скажу, что ты в наряде, а в журнал «Н», потом не поставлю и все. Да-а-а-а-а-а, тем более наша преподша болеет, мне земеля со старшего курса сказал, она у них тоже преподаёт, сегодня их группа всю пару дрыхла.

А потом обед, кому ты нужен? А после обеда самоподготовка.

Вова задумался и в задумчивости выпил еще и мою банку пива, пришлось отобрать банку и вывести его из задумчивости.

— Ну что, давай решайся! Гражданку спрячешь в старой казарме, фиг тебя кто спалит.

Вова мелко задрожал, и махнул рукой:

— Точно! Только ты уж попытайся меня качественно отмазать, я тебе еще пивка принесу.

— Ты мне простынь сдай, которую должен еще с первого курса!

— Да я тебе же её отдал!

— Как же, отдал! Спер у Ворошилова и сдал, а он спер у Рыжкова и сдал, тем самым ты, муфлон крупнорогатый, запустил в роте «хлястиковую» реакцию.

— Да ладно тебе, мы же сами с тобой моей простынью Гену пугали…

В тот раз, еще на первом курсе, мы шутки ради натянули над укуренным и мирно спящим Рыжковым простынь и начали будить его, вереща что падает потолок.