Изменить размер шрифта - +
Все их внимание было приковано к Марру, который появился так неожиданно и в таком затрапезном виде. Сам он предпочитал наблюдать за своими коллегами. Внезапно Ребус увидел Шивон, которая стояла на самом краю свежевырытой могилы, глядя то в нее, то на стоящий на специальной подставке гроб. У нее был такой вид, словно ее только что осенила какая‑то догадка. Внезапно она повернулась и медленно пошла по дорожке между могилами, внимательно глядя по сторонам, как будто разыскивая что‑то, что она обронила.

– …Я есть воскресение и жизнь, – громко читал священник.

Марр стоял теперь плечом к плечу с Джоном Бальфуром, неотрывно глядя на гроб. Шивон отошла довольно далеко от свежей могилы, и Ребус решил, что репортеры вряд ли ее заметят, так как от них ее заслоняла собравшаяся у гроба толпа. Шивон по‑прежнему глядела себе под ноги, потом вдруг остановилась и присела на корточки напротив вросшего в землю могильного камня, словно хотела прочесть выбитую на нем надпись. В следующую минуту она снова выпрямилась и зашагала прочь, но теперь в ее походке не было заметно напряжения, владевшего ею минуту назад. Похоже, она нашла то, что искала.

В следующую секунду Шивон обернулась через плечо и, увидев, что Ребус за ней наблюдает, улыбнулась, но его эта улыбка почему‑то не успокоила. Он хотел подойти к ней, но Шивон слегка покачала головой и, кивнув, свернула на боковую дорожку, скрывшись за арьергардом похоронной процессии.

Карсвелл тем временем шептал что‑то на ухо Джилл – наверно, указания, как поступить с Марром. Ребус знал, что с кладбища он, по‑видимому, уйдет без сопровождения, но сразу за воротами церкви его будут ждать. Быть может, его отвезут в «Можжевельники», чтобы допросить там, но, скорее всего, Марр так и не увидит накрытые для фуршета столы в шатре на лужайке позади усадьбы. Вместо этого он окажется в комнате для допросов Гэйфилдского участка, а вместо виски и бутербродов с лососиной ему принесут, в лучшем случае, несколько галет и чашку мутного чая.

«Пепел к пеплу прилагая…» – Ребус ничего не мог с собой поделать: первые аккорды песни Дэвида Боуи зазвучали у него в ушах словно сами собой.

Несколько репортеров уже готовились к отъезду; они то ли возвращались в город, то ли спешили к «Можжевельникам», чтобы еще раз пересчитать гостей и внести дополнения в свои списки. Слегка пожав плечами, Ребус сунул руки в карманы своего плаща и медленно пошел вдоль кладбищенской ограды к воротам. С кладбища доносился глухой стук – это комки земли дождем сыпались на полированную крышку гроба Филиппы. Громко закричала Жаклин Бальфур. Ветер подхватил этот пронзительный вопль и унес к холмам.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Ребус вошел в ворота кладбища и, свернув на боковую дорожку, пошел к тому месту, где ненадолго задержалась Шивон. Очень скоро он увидел небольшой надгробный камень, стоящий на могиле человека, жившего с 1876‑го по 1937 год. Когда он умер, ему исполнился шестьдесят один год; он не дожил до Второй мировой войны и, возможно, оказался слишком стар, чтобы сражаться на фронтах Первой. Плотник по профессии, он, конечно, обслуживал все фермы в округе и, наверное, не только чинил крыши и мебель, но и сколачивал гробы для тех, кто лежал теперь на этом тихом сельском кладбище.

Потом Ребус еще раз прочел выбитое на плите имя и с трудом сдержал улыбку. Плотника звали Френсис Кэмпбелл Финли. Очевидно, Шивон посмотрела на гроб с останками Филиппы, посмотрела на могилу, куда не заглядывает солнце, и пошла искать место последнего упокоения Фрэнка Финли… Правда, Ребус по‑прежнему не совсем понимал, при чем тут бокс, но это, похоже, было уже не важно. (Он, впрочем, помнил, что в больницах тоже бывают боксы, куда помещают недоношенных или больных младенцев. Своей формой такой бокс напоминал гроб из прозрачного плексигласа.) Как бы там ни было, загадка Сфинкса должна была вывести Шивон непосредственно к могиле Филиппы Бальфур, но разгадать ее она смогла, только оказавшись на кладбище.

Быстрый переход