– Я смотрела по телевизору эту вашу пресс‑конференцию, – сказала Диана Меткалф.

Джин Берчилл застонала.

– Мы же договорились – о работе ни слова!

Меткалф посмотрела на нее своими большими, темными, усталыми глазами.

– Это не имеет никакого отношения к работе, Джин. Пресс‑конференцию показывали по телевизору, и теперь о ней говорят буквально все! – Она снова повернулась к Джилл. – Мне кажется, что этот юноша тут совершенно ни при чем. А ты как считаешь?

Джилл только пожала плечами.

– Вот видишь? – вставила Берчилл. – Джилл не хочет об этом говорить.

– Скорее всего, тут приложил руку папаша, – авторитетно заявила Гэрриет Броу. – Мой брат учился с ним в одной школе. Мерзкий тип. – Прозвучавшая в ее голосе безапелляционность могла бы многое сказать о полученном Гэрриет воспитании. Не исключено, подумала Шивон, что маленькая мисс Броу решила стать юристом еще в подготовительном классе. – Кстати, Джилл, почему на пресс‑конференции не было матери девушки? – требовательно спросила Гэрриет.

– Мы ей предлагали, – ответила Джилл. – Но она сказала, что вряд ли сможет это вынести.

– Ну хуже, чем те двое, она не могла себя проявить, – заметила Броу, беря из ближайшей вазочки пригоршню орехов кешью.

Лицо Джилл неожиданно сделалось усталым, и Шивон решила, что пора переменить тему.

– Чем вы занимаетесь в вашем музее? – спросила она у Джин Берчилл.

– Я старший хранитель, – объяснила Джин. – Веду научную работу и специализируюсь на восемнадцатом и девятнадцатом столетиях.

– Ее главная специальность, – вмешалась Гэрриет, – смерть.

Берчилл улыбнулась.

– Верно, что я готовлю к экспозиции предметы, связанные с религиозными обрядами…

– А еще вернее то, – снова вмешалась Броу, – что наша Джин готовит к экспозиции старые гробы и изображения мертвых младенцев викторианской эпохи. Каждый раз, когда я оказываюсь в этом отделе музея, меня буквально начинает трясти! На каком, кстати, этаже он находится?…

– На четвертом, – тихо сказала Джин Берчилл. Она была, как уже решила про себя Шивон, очень хороша собой: невысокая, изящная, с густыми каштановыми волосами, подстриженными «под пажа». Когда она улыбалась, на округлом, нежном подбородке появлялась очень симпатичная ямочка, скулы были четко очерчены, на щеках – здоровый, розовый румянец, заметный даже в полутьме бара. Насколько Шивон успела заметить, косметикой Джин почти не пользовалась, да она в этом и не нуждалась. Ей очень шли приглушенные, пастельные тона, которые она явно предпочитала: на ней был брючный костюм «мышиного», как называют его женщины, цвета; под ним – серый джемпер из кашемира, а на шее – терракотовый шерстяной платок, сколотый у плеча макинтошевской брошью. Ей тоже было под пятьдесят. Шивон вдруг подумала, что она моложе любой из собравшихся здесь женщин как минимум лет на пятнадцать.

– Мы с Джин вместе учились в школе, – объяснила ей Джилл Темплер. – Потом мы как‑то потеряли друг друга из виду и встретились снова только четыре или пять лет назад, да и то случайно.

Тут Берчилл улыбнулась – видимо, воспоминание о той случайной встрече ее позабавило.