Он улыбнулся, но на сей раз его улыбка не достигла цели.

– А сейчас тебе не тяжело от мысли, что я девочка на побегушках, которая с утра до вечера носится по Москве и развозит заказы? – поинтересовалась Катя без улыбки. – А, милый?

– Это совсем другое!

– Да, – покладисто согласилась она. – Это совсем другое. Сейчас я курьер. Я – никто. Мне негде поесть, у меня мерзнут ноги и попа, я за день посещаю два десятка чужих квартир. Я таскаю на плече тяжеленную сумку с детскими пирамидками и деревянными барашками. Ругаюсь, когда нет сдачи, и бегу разменивать хозяйские купюры в ближайший магазин. Если меня возьмут работать в офис, я забуду об этом, как о страшном сне. И мне плевать, кем – хоть уборщицей! А если согласятся принять секретаршей, я буду просто счастлива!

Она сама не заметила, как повысила голос.

– Не кричи на меня, ты!

Катя закрыла рот и посмотрела мужу в лицо. Артуру показалось, что карие глаза жены потемнели.

– Я тебе не «ты»! – отчеканила она, спрыгнула с подоконника и ушла в их комнату.

Артур вполголоса выругался на родном языке. Вот что Москва с людьми делает! Привез девочку – мягкую, уступчивую, ласковую… И что спустя месяц? Пререкаться начала, да? На мужа голос повысила, огрызается!

Он походил по маленькой кухне, припоминая все, чем раздражала его Катя последнее время. Вспомнил: «По ночам не любовью с мужем занимается, а к стене отвернется – и засыпает за две секунды. Я, конечно, понимаю: устает на работе, тяжело ей. Но и она меня понять должна: я мужик молодой, мне женщина нужна! А теперь, значит, надумала в секретарши пойти…» Заведя себя перечислением прегрешений жены, Артур решительно направился в комнату, где беседовали мать с сестрой.

Катя услышала из-за двери сначала возмущенный голос мужа, быстро говорившего что-то по-армянски, затем короткую фразу Седы и сразу – успокоительное бормотание Дианы Арутюновны. Она не понимала ни единого слова, но не сомневалась, что ее свекровь увещевает собственного сына. Артур воскликнул что-то, и вдруг бормотание его матери из успокоительного стало угрожающим. Она повысила голос, затем раздался хлопок по столу. Седа что-то пискнула, но тут же замолчала.

«Да что у них там? Неужели скандалят?»

Но голоса уже затихли. Катя прислушалась и услышала шаги. Дверь распахнулась.

– Я подумал. И вот что решил, – бесстрастно сказал Артур. – Ты права. Попробуй найти новую работу. Спокойной ночи.

Он поколебался, но в конце концов подошел к кровати и наклонился, чтобы поцеловать жену. Катя очень обрадовалась, что их странная короткая ссора закончилась, обняла его, потянула к себе, начала раздевать, быстро целуя то в шею, то в подбородок. Артур скинул джинсы, забрался под одеяло, прильнул к ней худощавым мускулистым телом, положил ладони на Катину грудь. Ее кольнула неприятная мысль о том, что муж не сам принял решение о примирении, а его заставила мать, но в следующую секунду Катя прогнала ее. Какая разница? Главное, что они помирились.

Олег Борисович заварил себе кофе, приласкал Антуанетту, остановился у окна. Что за погода стоит последние годы! Видно, не врут о глобальном потеплении. Что ни осень, так сюрпризы, а про весну и говорить нечего.

Он глянул на часы – скоро придет Катерина. Подумав о девушке, Вотчин довольно усмехнулся. Приятно пустить пыль в глаза, что ни говори! Девочку-то он еще две недели назад заприметил, вот только она не обращала на него внимания. Бежит на работу чуть свет, возвращается поздно. Одета бедненько, хоть и чистенько – курточка одна и та же, ботиночки одни, джинсы старые, потертые на коленях.