— Что, стало нравиться?

— Нет.

— Ты не сопротивлялась.

— Да? А многие сопротивлялись с пушкой у виска?

— Ты даже не испугалась.

— Я слишком устала, идиот. Ты меня отпустишь, убьешь или как? Только прекрати мне вешать лапшу на уши.

Метис громоздко и неуклюже двинулся к ней. Лени только фыркнула.

— Иди, — каким-то странным голосом сказал он, а затем совершенно глупо добавил: — А ты куда направляешься-то?

Она подняла бровь:

— На восток.

Латинос покачал головой:

— Не прорвешься. Там большой карантин. Чуть ли не до самого Пыльного Пояса. — Он махнул рукой на юг, в сторону боковой улицы. — Лучше в обход.

Кларк постучала по запястнику:

— В списках ничего похожего.

— Ну тогда катись куда хочешь. Мне-то какая разница.

Не отводя от него глаз, Лени склонилась и подобрала костюм. Метис держал рюкзак за лямки, глядя внутрь.

Он напрягся.

По-змеиному быстрым движением она выхватила оттуда дубинку и направила ему прямо в брюхо.

Бродяга отступил, по-прежнему сжимая в руке рюкзак. Его глаза сузились до молочных щелочек.

— Почему ты этим не воспользовалась?

— Не хотела заряд тратить. Ты его не стоишь.

Он взглянул на пустые ножны, висящие у нее на поясе.

— А почему там не держишь? Откуда быстрее доставать?

— Ну вот если бы рядом с тобой был ребенок...

Они смотрели друг на друга глазами, видевшими все

в черно-белом цвете.

— Ты мне позволила. — Метис замотал головой, противоречие, казалось, причиняло ему боль. — У тебя было вот это, но ты все равно мне позволила.

— Рюкзак, — напомнила Кларк.

— Ты... меня подставила. — Разгорающийся гнев в голосе и глубокое удивление.

— Может, я просто люблю погрубее.

— Ты заразна. Ты — переносчик.

Лени слегка качнула дубинкой:

— Отдай мне мои вещи и тогда, возможно, проживешь достаточно, чтобы узнать наверняка.

— Ах ты тварь.

Но рюкзак он все же протянул. Только сейчас Лени заметила перепонки между пальцами на его руке и гладкие кончики обрубков безо всяких шрамов. Значит, обо­шлось без насилия. Их не отрезали в уличной драке. Он таким родился.

— А ты пробирочный, что ли? — спросила она.

Может, он был старше, чем выглядел; фармы не рас­пространяли глючные генотипы уже лет двадцать. Дефективные, конечно, тратили на лекарства больше здоровых людей, но глобальная обстановка выворачивала детей наизнанку и так, без посторонней помощи. И без жалоб от недовольных покупателей.

— Пробирочный, спрашиваю?

Он прожег ее взглядом, его трясло от бессильной ярости.

— Хорошо, — сказала она, забирая рюкзак. — Поделом тебе, урод.

Голос в ухе Лабина солгал.

Он не выезжал за пределы Н'АмПацифика с самого оползня. Уже много лет не был в Севастополе и Филадельфии. И тем более никогда не появлялся в Уайтхорсе. Надеялся, что не доведется, уж очень неприятные слухи ходили об этом месте.

Но возможность такая была. Ложь казалась вполне правдоподобной, особенно для тех, кто знал Лабина, но понятия не имел о его нынешней жизни. А может, ложь была даже ненамеренной. В ход пошла глупая догадка, основанная на бог знает каких невнятных данных. Кто-то сгреб в охапку несколько случайных слов, уделяя больше внимания грамматике, а не истине.

Кен задумался, не положил ли сам начало слухам, и, прежде чем отправиться в Садбери, решил проверить эту гипотезу.

Он снова залогинился в Убежище и запустил новый поиск: «Джуди Карако, Лени Кларк, Элис Наката» и «Кеннет Лабин».