— Закрепить орудия, — сказал Броук и повернулся к Джеку, — четыре минуты и десять секунд, если ты простишь мне носовую пушку, что есть четыре залпа по одной минуте и две с половиной секунды каждый.
Если бы это был кто-то другой, то Джек сказал бы, что он лжет, но Филип не лгал.
— Поздравляю, — сказал Джек, — честное слово, поздравляю. Восхитительная работа: у меня никогда не получалось настолько хорошо.
Он действительно искренне восхищался, но менее достойная часть Джека Обри чувствовала себя несколько огорченной: он всегда считал себя чуть выше Филипа в морском деле, а теперь тот сравнял или даже побил его наиболее лелеемый рекорд. Утешением служило то, что два замка дали осечку, чего никогда бы не случилось с фитилями, и что у Филипа имелось пять лет для обучения команды, чего никогда не случалось у Джека. Но это была очень впечатляющая стрельба и, видя радостные, потные лица, со скрытым триумфом взирающие на него со средней части корабля и квартердека, он искренне добавил:
— В самом деле, восхитительная. Я сомневаюсь, что любое другой корабль на флоте смог проделать это также хорошо.
— Теперь давай посмотрим, что могут карронады, погонные пушки и стрелковое оружие, — сказал Броук. — Если ты уверен, что это не потревожит миссис Вильерс.
— О нет, — сказал Джек. — Она вполне привыкла. Сам свидетель, она управляется с охотничьим ружьем как мужчина. И припоминаю, она стреляла тигров в Индии — ее отец служил в тех краях.
Броук окликнул катер, который выбросил новые мишени, и карронады, погонные пушки, и стрелковое оружие начали работу. Видеть это было восхительно, еще и потому, что Броук моделировал все виды чрезвычайных ситуаций: он отзывал из расчетов марсовых, абордажные команды и пожарных, но расчеты, невозмутимые посреди суматохи, продолжали работать, лишь едва-едва замедляясь от нехватки рабочих рук.
Внушительное зрелище, которого можно достичь только крайне умелым и долгим обучением, при условии хороших отношений между офицерами и матросами. Оно стало еще более внушительным, когда Броук развернул корабль и выпалил другим бортом, а мичманы, сбросив сюртуки — и с видимым рвением и вниманием на лицах — из своей медной шестифунтовки.
Последняя размещалась непосредственно над гамаком Дианы — на расстоянии вытянутой руки от ее головы, — и при высоком, блеющем звуке выстрела женщина снова подскочила.
— Стивен, — сказала она, — закрой иллюминатор, там ягненок. Должно быть, я выгляжу просто отвратительно. Мне стыдно за такое убогое зрелище и такую скуку. Очень, очень жаль… — но после второго залпа он в полутьме увидел ее улыбку — блеснули зубы.
Диана взяла его за руку.
— Боже, Стивен, дорогой, я только сейчас начинаю осознавать, — проговорила она. — Мы спаслись, мы убежали далеко-далеко!
Глава девятая
Джек проснулся при смене вахты под знакомый скрежет песчаника и стук швабр и понял, что ветер ночью стих, но на мгновение не мог осознать, ни на каком он корабле, ни в каком океане. Когда же восхитительный факт их спасения заполнил сознание, он улыбнулся в темноту и сказал:
— Нет никаких сомнений: мы удрали.
Света едва хватало, чтобы различить фигуру Филипа Броука, неторопливо передвигавшегося по скудно меблированной капитанской каюте, где висел гамак Джека. Возможно, сбивающее с толку непонимание места и времени возникло потому, что он редко спал в гамаке, разве что в бытность помощником штурмана. Броук уже встал и оделся — Джек видел блеск золотых эполет, — а теперь на цыпочках вышел прямо в скрежет больших двуручных полировочных камней прямо над головой и в «бум-бум-бум» ютовых, досуха вытирающих квартердек. |