Изменить размер шрифта - +
Последняя фотография, как поздний осенний листок, легла на горку документов. Ивонин склонился над фашистским архивом, долго разглядывал, затем обернулся к разведчику и, не стесняясь своего порыва, крепко обнял. Лицо Петра дрогнуло. На глазах навернулись слезы. Он не пытался их скрывать.

Остались позади полтора года постоянного риска и смертельной игры с фашистами. Теперь ему не требовалось таиться, выверять каждое сказанное слово и взвешивать каждый свой шаг. Ушли в прошлом коварные проверки обер-лейтенанта Райхдихта, патологическая подозрительность Самутина и изматывающее душу состояние двойной жизни, когда он сам порой не мог понять, где кончается советский разведчик, а где начинается кадровый сотрудник абвера Петренко. Он был среди своих. Своих!

Петр счастливыми глазами смотрел на Ивонина, и в этот миг ему казалось, что ближе и роднее человека для него нет. А когда схлынули эмоции, он энергичным движением расправил рубашку под ремнем, Ивонин невольно подтянулся, и доложил:

— Старший лейтенант Прядко, оперативный псевдоним Гальченко, после выполнения задания Особого отдела НКВД шестой армии в абвергруппе-102 прибыл!

Ивонин в ответ загадочно улыбнулся, а затем ринулся к тумбочке, вытащил фляжку со спиртом, краюху черного хлеба и банку тушенки. Первый тост — за возвращение из разведки, второй — за победу, третий — за погибших — они выпили стоя.

Ивонин снова принялся хлопотать вокруг стола. На нем появились добродушно попыхивающий чайник, горстка сахара-рафинада и горка сухарей. А когда был выпит последний стакан чая, Петр попросил дать ему бумагу с карандашом и сел писать рапорт. Тот самый, который он не раз мысленно набрасывал в Краснодаре, Крымской и Евпатории.

Время шло. За окнами забрезжил рассвет. Строчки перед глазами стали расплываться, а мысли начали путаться и теряться. Свинцовая усталость сморила Петра. На непослушных ногах он добрел до топчана, без сил рухнул и тут же уснул. Сквозь сон доносились шум шагов, жужжание телефонного аппарата, обрывки неясных фраз. Сознание разведчика непроизвольно продолжало работать. В разговоре Ивонина речь шла о нем. Впервые за многие месяцы Петр поймал себя на мысли, что его совершенно не волновало происходящее. Он вернулся домой!

 

 

Ивонин в ту ночь так и не уснул. Ему с трудом удалось дозвониться до отдела Смерш армии — на линии связи оказался порыв. Машину за разведчиком обещали прислать в ближайшие часы, и, чтобы скоротать время, Ивонин принялся за чтение рапорта Петра.

Девять листов были заполнены убористым почерком. За сухими и лаконичными строчками крылась поистине титаническая работа блестящего разведчика. Данные на 24 официальных сотрудников, 101 агента абвергруппы-102 и 33 фотографии из алфавитной картотеки позволили органами Смерш в короткие сроки разыскать многих из них. В последующем, после освобождения Полтавы, на основе добытых Петром материалов Управление контрразведки Смерш 2-го Украинского фронта арестовало еще семь агентов и содержателя конспиративной квартиры, оставленных гитлеровцами для проведения разведывательно-диверсионной работы.

Это было далеко не все, что удалось совершить Прядко-Гальченко. Добытая им разведывательная информация о военных планах командовании 8-й армии вермахта представляла несомненный разведывательный интерес. Лейтенант Анатолий Ивонин, за два с лишним года службы в стрелковой роте, а потом в военной контрразведке немало хлебнувший своего и чужого горя, повидавший такого, что многим с лихвой хватило бы на две жизни, был поражен. В них было все: казалось бы, неминуемый провал, сначала в Ростове и Абинске, а потом в Вороновицах, и удача, как это случилось в Краснодаре.

Заканчивался рапорт Петра Ивановича предложением о направлении его с новым заданием в тыл гитлеровских войск. В тот же день рапорт и все добытые разведчиком материалы на абвергруппу-102 были направлены в Москву.

Быстрый переход