|
Нет, это оттого, что мне больно, потому и не так страшно... Скорее бы только! Ну что они, в самом деле! Неужели не понимают, что я больше не могу?" Всхлипнув, она легла на откос котлована и, повернувшись на бок, продолжала стучать. Теперь ей стало видно огромное, тяжелое небо. Вот его лизнули прожекторы, послышалось далекое тяжелое дыхание кораблей. И Михайлова, глотая слезы, прошептала: — Милые, хорошие! Наконец-то вы за мной прилетели. Мне так плохо здесь. — И вдруг испугалась: "Что, если вместо позывных я передала вот эти свои слова? Что же они тогда про меня подумают?" Она села и стала стучать раздельно, четко, повторяя вслух шифр, чтобы, снова не сбиться. Гудение кораблей все приближалось. Застучали зенитки. — Ага, не нравится? Она поднялась. Ни боли, ничего. Изо всех сил она стучала по ключу, словно не сигналы, а крик: "Бейте, бейте!" — высекала из ключа. Рассекая черный воздух, ахнула первая бомба. Михайлова упала на спину от удара воздуха. Оранжевые пятна отраженного пламени заплескались в лужах. Земля сотрясалась от глухих ударов. Рация свалилась в воду. Михайлова пыталась поднять ее. Визжащие бомбы, казалось, летели прямо к ней в яму. Она вобрала голову в плечи и присела, зажмурив глаза. Свет от пламени проникал сквозь веки. Дуновением разрыва в яму бросило колья, опутанные колючей проволокой. В промежутках между разрывами бомб на аэродроме что-то глухо лопалось и трещало. Черный туман вонял бензиновым чадом. Потом наступила тишина, замолкли зенитки. "Кончено, — с тоской подумала она. — Теперь я снова одна". Она пыталась подняться, но ее ноги... Она их совсем не чувствовала. Что случилось? Потом она вспомнила. Это бывает. Ноги отнимаются. Она контужена. Вот и все. Она легла щекой на мокрую глину. Хоть бы одна бомба упала сюда! Как все было бы просто... И она не узнала бы самого страшного. — Нет, — решительно сказала себе она, — с другими было хуже, и все-таки уходили. Ничего плохого не должно случиться со мной. Я не хочу этого. Где-то ворчал автомобильный мотор, и белые холодные лучи несколько раз скользнули по черному кустарнику, потом прозвучал взрыв, более слабый, чем разрыв бомбы, и совсем близко — выстрелы. "Ищут. А лежать так хорошо. Неужели и этого больше не будет?" Она хотела повернуться на спину, но боль в ноге горячим потоком ударила в сердце. Она вскрикнула, попыталась встать и упала. Холодные твердые пальцы дергали застежку ее ворота. Она открыла глаза. — Это вы? Вы за мной пришли? — сказала Михайлова и заплакала. Капитан вытер ладонью ее лицо, и она снова закрыла глаза. Идти она не могла. Капитан ухватил ее рукой за пояс комбинезона и вытащил наверх. Другая рука у капитана болталась, как тряпичная. Она слышала, как сипели полозья саней по грязи. Потом она увидела капитана. Он сидел на пне и, держа один конец ремня в зубах, перетягивал свою голую руку, и из-под ремня сочилась кровь. Подняв на Михайлову глаза, капитан спросил: — Ну как? — Никак, — прошептала она. — Все равно, — сквозь зубы сказал капитан, — я больше никуда не гожусь. Попробуйте добраться, тут немного осталось. — А вы? — А я здесь немного отдохну. Капитан хотел подняться, но как-то застенчиво улыбнулся и свалился с пня на землю. Он был очень тяжел, и она долго мучилась, пока втащила его бессильное тело на сани. Он лежал неудобно, лицом вниз. Перевернуть его на спину она уже не могла. Она долго дергала постромки, чтобы сдвинуть сани с места. |
