|
Капитан резко повернулся к Михайловой. Он хотел сказать что-то очень обидное, но превозмог себя и с усилием произнес: — Ладна, валяйте, действуйте. — И очевидно, чтобы как-нибудь отомстить за обиду, сказал: — Сама додуматься не могла, так теперь вот... Михайлова насмешливо сказала: — Я вам очень благодарна, капитан, за идею. Капитан отогнул рукав, взглянул на часы. — Чего же вы сидите? Время не ждет. Михайлова взялась за лямки, сделала несколько шагов, потом обернулась: — До свидания, капитан! — Идите, идите, — буркнул тот и пошел к реке... Туманная мгла застилала землю, в воздухе пахло сыростью, и всюду слышались шорохи воды, не застывшей и ночью. Умирать в такую погоду особенно неприятно. Впрочем, нет на свете погоды, при которой это было бы приятно. Если бы Михайлова прочла три месяца назад рассказ, в котором герои переживали подобные приключения, в ее красивых глазах наверняка появилось бы мечтательное выражение. Свернувшись калачиком под байковым одеялом, она представляла бы себя на месте героини; только в конце, в отместку за все, она непременно спасла бы этого надменного героя. А потом он влюбился бы в нее, а она не обращала бы на него внимания. В тот вечер, когда она сказала отцу о своем решении, она не знала о том, что эта работа требует нечеловеческого напряжения сил, что нужно уметь спать в грязи, голодать, мерзнуть, уметь тосковать в одиночестве. И если бы ей кто-нибудь обстоятельно и подробно рассказал о том, как это трудно, она спросила бы просто: — Но ведь другие могут? — А если вас убьют? — Не всех же убивают. — А если вас будут мучить? Она задумалась бы и тихо сказала: — Я не знаю, как я себя буду держать. Но ведь я все равно ничего не скажу. Вы это знаете. И когда отец узнал, он опустил голову и проговорил хриплым, незнакомым ей голосом: — Нам теперь с матерью будет очень тяжело, очень. — Папа, — звонко сказала она, — папа, ну ты пойми, я же не могу оставаться! Отец поднял лицо, и она испугалась. Таким оно было измученным и старым. — Я понимаю, — сказал отец. — Ну, что ж, было бы хуже, если бы у меня была не такая дочь. — Папа, — крикнула тогда она, — папа, ты такой хороший, что я сейчас заплачу! Матери они утром сказали, что она поступает на курсы военных телефонисток. Мать побледнела, но сдержалась и только попросила: — Будь осторожнее, деточка. На курсах Михайлова училась старательно и во время проверки знаний волновалась, как в школе на зачетах, и была очень счастлива, когда в приказе отметили не только число знаков передачи, но и ее грамотность. Оставшись одна в лесу в эти дикие, холодные и черные дни, она первое время плакала и съела весь шоколад. Но передачи вела регулярно, и хотя ей ужасно хотелось иногда, прибавить что-нибудь от себя, чтобы не было так сиротливо, она не делала этого, экономя электроэнергию. И вот сейчас, пробираясь к аэродрому, она удивилась, как все это просто. Вот она ползет по мокрому снегу, мокрая с отмороженной ногой. А когда раньше у нее бывал грипп, отец сидел у постели и читал вслух, чтобы она не утомляла своих глаз. А мать с озабоченным лицом согревала в ладонях термометр, так как дочь не любила класть его под мышку холодным. И когда звонили по телефону, мать шепотом расстроенно говорила: "Она больна". А отец заталкивал в телефон бумажку, чтобы звонок не тревожил дочь. А вот, если враги успеют быстро засечь рацию, Михайлову убьют. Убьют ее, такую хорошую, красивую, добрую и, может быть, талантливую. |
