Гонцы переглянулись. Все трое отлично понимали, что ходят по лезвию. Сейчас хозяин посада шутит – но в любой момент может и осерчать. Они ведь по приказу великого князя оскорбили его изрядно. За такое и вправду могут шапки к голове гвоздями приколотить и на кол водрузить да такими назад в Москву и отправить. Перегибать не стоило. Да и выпить с дороги тоже хотелось – какой же мужик в здравом уме от такого откажется?

И потому, пусть и молча, ковши они все-таки разобрали, а когда Егор изрядно отхлебнул, доказывая, что угощение не отравлено, – то и выпили следом, не чуя подвоха.

– Так что, пойдете ко мне в ватагу, храбрецы? – быстро наполнил опустевшие ковши Егор.

– Мы бояре родовитые, – наконец разомкнул уста гонец в зеленом зипуне. – Под руку ушкуйника простого не пойдем. Мы великому князю крест целовали!

– Это верно, клятвы данные надобно соблюдать, – похвалил гостей Егор. – Звать-то вас как, служивые?

– Боярин Софон я, – вскинул подбородок старший. – Скалия Борового сын. Мы уже третье поколение князьям московским службу несем. А это – сын боярский Ануфрий и боярский сын Феофан. Тоже в третьем поколении витязи.

– Ну, давайте! За то, чтобы меч не подвел, конь не оступился и рука твердой оставалась!

Князь отпил на этот раз немного, гости же опрокинули чуть не по полному ковшу, хмелея на глазах.

Все-таки знания двадцать первого века давали пришельцу из будущего неплохую фору. И скованный Кривобоком длинный змеевик, и перегонный куб на треноге работали в холодном срубе безотказно, превращая самую плохую и даже порченную, ни на что не годную бражку в прозрачный, как горный хрусталь, самогон. Отстоянный с березовым углем, слегка разведенный медом и клюквенным морсом, начисто отбивающими алкогольный привкус, он пился легко, как компот, не вызывая никакого подозрения у непривычных к таким крепким напиткам бояр. На пустой желудок, уставшим и без того разомлевшим в тепле гонцам самогон съедал разум со скоростью, с какой бродячий пес заглатывает кусок колбасы.

– Признайте, страшно было, когда я вас на кол обещал посадить? – снова налил самогона по ковшам Егор. – Не хотел бы я на вашем месте оказаться. Нечто охота вам из-за какого-то трусливого Нифонта жизнью рисковать? Я, может, и не самый знатный князь на земле Русской, да ведь он и вовсе полное дерьмо!

– Нифонт возле княгини Софьи крутится да нашептывает, – вдруг проболтался гонец, которого Софон назвал боярским сыном Ануфрием. – Гладкий весь, ровно хорь, и чистенький.

– Не, у него с княгиней ничего срамного нет! – торопливо вскинулся старший вестник. – Да токмо прислушивается она к нему и потом пред князем за него заступается.

– Он что, жив? – не понял Егор, но быстро сообразил: раз возле княгини московской крутится, то явно не в болоте гниет, и вернулся к теме: – Коли не нравлюсь, садился бы князь Василий на коня да и шел сюда с дружиной! Чего витязей таких славных на убой посылать? Давайте выпьем… Федька, капусты нам принеси. И грибков.

– Князь в седло ныне так же легко, как ранее, не садится, – опять проболтался Ануфрий. – Ломота у него в костях, мучается тем изрядно. И ходит с неохотой, и ложку до рта через боль несет, и говорит тихо. В бане каждый день парится подолгу. После бани, сказывают, отпускает.

– Нет, коли нужда случится, он еще о-го-го! – тут же вступился за хозяина Софон. – И меч поднимет, и дружину в сечу поведет. Но пока надобности сильной нет, походов Василий Дмитриевич ныне сторонится. Да и чего ради рати-то гонять? Путь сюда неблизкий, княжество нищее, брать нечего.