Андрей поднял с пола кафтан убитого, отжал его — да так, что кафтан затрещал по швам, встряхнул и надел поверх тулупа.
— Агафон, теперь — похоже?
— Телом — вылитый боярин будет, — с ужасом выдавил бедный слуга, не понимая смысла моих действий.
— Вот что, Агафон, найди-ка мне две лучины, да подлиннее.
Я развел руки и показал, какой длины лучины мне требовались. Вскоре Агафон вручил мне их.
— Андрей, подними левую руку.
Андрей поднял руку, а я приложил лучину к его левому боку, совместив в проекции входное и выходное отверстия. Теперь я не сомневался — удар был нанесен сверху, но вот что меня смущало. Выходное отверстие в кафтане было правее, ближе к центру, чем входное. Обычно бывает наоборот. Уж чего-чего, а судебную медицину в институте у нас преподавали неплохо и спрашивали строго. И хоть мне никогда не нравилось возиться с трупами, прочно вбитые знания сейчас помогали.
— Агафон, дай табурет или стул.
— Вот. — Агафон услужливо подставил мне табурет. Он отрешенно исполнял мои приказания, не имея сил возражать.
— Андрей, опусти руку.
Я взгромоздился на табурет, положил ему лучину на плечо и, глядя сверху, попытался совместить проекции прорех. Точно, выходная прореха на кафтане была значительно правее входной. Отсюда вывод — бил левша. Удар сильный, крепкого мужчины, скорее всего — прошедшего не одну сечу, потому как от удара кинжал сквозь все тело прошел. И — обязательно левша. Если бы удар наносился правшой, выходная прореха была бы левее.
— Снимай кафтан.
Андрей с удовольствием разоблачился.
— Ой, тут и тут кровяные пятна на тулупе. Можно я сбегаю, снегом ототру?
— Иди. А ты, Агафон, палку небольшую, чуть больше локтя, найди.
Мелко дрожа, на негнущихся ногах слуга вышел вслед за Андреем, не ведая, что еще удумают служивые из Разбойного приказа, и когда же кончится это тяжкое для сердца пожилого сторожа действо.
Оба вернулись одновременно — Андрей и Агафон.
Я повесил кафтан на палку, как на плечики, и попросил слугу подержать. В распахнутых от страха глазах сторожа сквозила вынужденная покорность. Трясущимися руками он взял у меня палку с кафтаном.
Я застегнул кафтан, через прорехи просунул длинную лучину.
— Гляди, Андрей, что видишь?
— Дырки в кафтане, ты через них лучину просунул, — удивился очевидному для себя служивый.
— Лучина — вроде кинжала сейчас. Сзади был удар нанесен, там прореха шире. У кинжала лезвие к рукояти расширяется, а у ножа лезвие прямое. Так?
— Истинно!
Андрей слушал и смотрел внимательно, пытаясь понять ход моих мыслей.
— Подойди ближе, посмотри сбоку. Видишь, лучина сверху вниз идет, стало быть, удар нанесен сзади и сверху, обратным хватом. Так бывает, когда нож или кинжал до поры до времени в рукаве прячут.
— Похоже, — согласился Андрей, глядя на кафтан и ходившую ходуном лучину в дрожащих руках Агафона.
— А теперь самое интересное — кинжал при ударе слева направо в тело боярина вошел.
— И о чем это говорит?
— Убийца левшой был, у правшей удар не так поставлен.
Я вытащил лучину из прорех кафтана и показал, как наносят удар правши и левши. Андрей от удивления широко открыл глаза.
— А ведь и вправду. А мы даже кафтан не оглядели. Так ты сейчас и убийцу назовешь?
— Не торопись, мне еще несколько вещей знать надо.
— Каких же?
— Потом скажу. Агафон, любезный, спасибо тебе, ты нам здорово помог. Мы уходим.
Из груди слуги вырвался вздох облегчения.
— Слышь, боярин, ты убивца-то найди. Душа-то неотомщенного успокоиться не может, сказывают, — среди живых бродит.
— Постараемся. |