К полудню Сигурд вынужден был признать, что заблудился. И что зверски проголодался. Устав, он присел на первый попавшийся камень и нехотя сжевал пригоршню весенних травок, которые собрал, признав съедобными, — без особой, впрочем, надежды утолить голод. Самое разумное было, конечно, ждать, пока его найдут, но очень уж трудно истратить в праздности весь остаток дня, так и не заметив никакого знака, что Рольф или Микла отыскали его. Надеясь высмотреть их, Сигурд взобрался вверх по склону расселины, но увидел лишь протянувшуюся на многие мили холмистую зеленую равнину, иссеченную тысячью речек, озерец и ручейков, которых породил растаявший снег. До чего же тягостно было ощутить себя одиноким и ничтожным на этой бескрайней равнине!

Перед наступлением сумерек Сигурд принялся искать для себя пещеру на ночь, но, ко все возрастающему унынию, так ничего и не нашел. Он ковылял в сгущающихся сумерках, упорно разыскивая хоть какое-то убежище, в котором проще будет отразить нападение Гросс-Бьерна. Морок, который неотвязно крался следом, примерно на два поворота позади, как будто заметил его неудачу и, судя по зловещему хохоту, немало порадовался этому.

Наконец Сигурд кое-как втиснулся в тесный грот, вернее, в щель между двумя валунами, на которых сверху лежал третий, образуя что-то вроде крыши грота. Сигурд поспешно сгреб в кучу пару пригоршней хвороста и снова забрался в свое ненадежное укрытие. Он сунул руку в карман за огнивом… и наткнулся на пустоту. Остолбенев от неожиданности, он долго и бессмысленно глядел в никуда, пока до него не дошло, что теперь он почти что бессилен.

Сигурд яростно зашарил по карманам, лихорадочно оглядываясь, — вдруг да отыщется другой шанс на спасение? Однако у жалкой пещерки, в которой он укрылся, не было никаких преимуществ, да и в самой расселине искать подмоги можно было с тем же успехом, что и в пустыне. Сигурд крепче сжал в руке секиру и рукавом вытер пот со лба, понимая, что пришло время его последней схватки с мороком и уже неважно, что он к этой схватке не готов.

Гросс-Бьерн трусцой появился в поле зрения, навострив уши и победно размахивая хвостом, точно стягом. В угасающем свете дня было ясно, что он отлично знает о беспомощности Сигурда. Юноша заскрипел зубами и до слез пожалел, что нет при нем Бьярнхардова клинка-берсерка, — с тем мечом он мог бы сразиться с кем угодно и прикончить кого угодно. Морок остановился и принял церемонную позу, вызывающе фыркнув при виде Сигурда, вооруженного секирой.

Сигурд между тем с немалым раздражением следил, как его проказливая Сила дергает его же плащ, хлопая полами. Сила толкала его, точно озорной козленок рожками, и даже метко попала в него несколькими мелкими камешками, чем разъярила Сигурда до такой степени, что он впрямую обратился к ней:

— Всю мою жизнь я не видел от тебя ничего, кроме неприятностей, и сейчас, когда мне предстоит погибнуть самой лютой смертью, ты по-прежнему мучаешь меня! Дурацкое, бессмысленное ты злосчастье — и ничего более. Вот умру я — не над кем будет тебе издеваться! — Он ненадолго оторвал взгляд от Гросс-Бьерна и сердито огляделся, точно в поисках незримого существа, которое дергало его за бороду.

Гросс-Бьерн между тем сделал несколько изящных шагов, словно пританцовывал, игриво склонив набок среднюю голову и скалясь в жутком предвкушении. Сигурд шагнул к нему, взвешивая в руке секиру. Вдруг порыв ветра щекотнул его щеку — и камень размером с кулак стукнул морока между глаз правой головы. От неожиданности Гросс-Бьерн тяжело плюхнулся на хвост, и тут же второй камень с размаху ударил его в грудь с оглушительным стуком. Тварь взревела от боли и ярости, заплетающимся шагом отступая от Сигурда. Он напряженно озирался, но так и не увидел, кто бы мог бросить эти камни.