Изменить размер шрифта - +
Во-первых, он крайне странный. А во-вторых, я чувствовал, что уже видел такие места, много лет назад. Другими словами город показался мне знакомым, и, в то же самое время, совершенно чужим.

Дома бедняков, покрытые грязными соломенными крышами, был настолько малы, что большую часть того, что другие люди делают внутри, они делали снаружи. В этих домах нет окон, и только некоторые из них покрашены.

Дома богачей разительно отличались от них и были весело раскрашены зеленым или синим, а то и обоими вместе. Некоторые сделаны из глинобитных кирпичей, хотя их раскраска сбивала с толку, пока мы не подходили поближе. Другие из дерева. У некоторых был кирпичный фундамент и деревянные стены. И каждый окружен стеной, мешавшей видеть внутренний дворик. Чаще всего встречались желтые или бледно-желтые стены, но попадались как оранжевые, так и красные. Сначала я подумал, что окна должны принадлежать комнатам на втором этаже. Но потом вспомнил, что у комнаты, в который мы спали, был очень высокий потолок, и решил, что и эти должны быть такими же. Двери домов были маленькими и низкими, маленькие окна находились под самой крышей. Наверно все из-за жаркого местного солнца.

Прежде, чем я опишу целителей, я должен сказать, что здесь крыши домов плоские, и попадались настоящие двухэтажные дома, оба этажа которых были очень высокими. На плоских крышах росли настоящие сады. Я видел множество цветов и даже несколько пальм. Скорее всего они росли в кадках. И еще я видел треугольные паруса, или, возможно, шатры, всегда парой и всегда спиной к спине. Парусина тоже была раскрашена, как и дома. Я хотел спросить о них Муслака, но побоялся, что он не знает и смутится.

Первый целитель, с которым мы заговорили, оказался, как и многие здесь, высоким худым мужчиной.

— Этот парень, — сказал Муслак, указывая на меня, — офицер-наемник, который служил Великому Царю. Он — хороший человек и великолепный воин, но он не помнит даже своего имени. Каждое утро мы должны рассказывать ему, кто он такой и почему мы здесь.

Целитель потер подбородок. — И почему он здесь?

(Здесь я должен записать, что разговор шел не на моем языке, на котором я все это пишу, но на языке Кемета, который Муслак знает намного лучше меня).

— Он спас меня от рабства, — объяснил Муслак. — И взамен попросить вернуть его домой, в Лухиту.

— И ты сделал, как он просил?

— Да, и когда мы вернулись туда в следующий раз, я посмотрел, как он живет. Я надеялся, что его память вернулась и он меня узнает. Он был так же плох, как и всегда, но над своей дверью написал «Речная Страна». Я поговорил с его женой, и, судя по ее словам, ему было сказано опять отправляться в дорогу и найти то, что случилось с ним. Я спросил у местных, что это означает, и они ответили, что так называют вашу страну.

— Но мы называем нашу страну Черной, — сказал целитель (Кемет — черный на их языке).

— Я знаю. Но другие люди называют ее иначе. Во всяком случае я сказал ему, что мы отправляемся торговать, и он с радостью поплыл с нами. Его жена тоже хотела отправиться с нами, но я сказал, что это невозможно — для женщин нужны специальные каюты, а у нас их нет. Она сказала, что все равно поедет. Я сказал ей, что она подвергает свою жизнь огромной опасности. Ты же понимаешь.

Первый целитель кивнул.

— Кто-нибудь захочет задрать ей платье, а потом убьет ее, чтобы она не рассказала Левкису. Иначе Левкис совершенно точно убьет его. В бою это ужас с изогнутым мечом в руках. Когда меня продали, нас, невольников, стерегли двое, и оба умерли прежде, чем успели вздохнуть.

— Его жена здесь?

Муслак покачал головой. — Он пришел на мой корабль в гавани когда мы почти закончили погрузку, но пришел один. Мне кажется, что он вправил ей мозги, как только я ушел.

Быстрый переход